Во вторник, 10 марта, президент России Владимир Путин внес некоторую ясность в казавшееся нескончаемым обсуждение вариантов его статуса в российском политикуме после 2024 года. Во время думского обсуждения поправок в Конституцию был разыгран явно подготовленный политический спектакль с предложением обнулить счетчик президентских сроков.
Речь о том, чтобы не учитывать прежние путинские сроки и фактически вывести Владимира Владимировича из-под лимита пребывания в должности. Стоит только Конституционному суду одобрить эту идею, и нынешний президент сможет спокойно идти на выборы и в 2024-м, и … в 2030-м.
На фоне угрожающе низкого президентского рейтинга циркулируют предположения о том, что пока озвучены еще не все сценические заготовки относительно планов Владимира Путина в преддверии выборов-2024, а потом и, почему бы и нет, - 2030.
Как бы там ни было, перспективы прав человека в предстоящие годы большого оптимизма не вызывают.
Не могу не вспомнить здесь о похожем спектакле с «рокировочкой» в 2011-м, который был разыгран тогдашними президентом Дмитрием Медведевым и премьером Владимиром Путиным. Это вызвало небывалые многомесячные протесты и в итоге обернулось полицейским насилием, арестами и тюремными сроками.
Вскоре после возвращения Владимира Путина в 2012 году в президентское кресло Кремлем было начато многолетнее жесткое наступление на гражданское общество, которое продолжало набирать обороты и после выборов-2018. Здесь и прессинг в отношении критиков власти, и попытки ликвидации, маргинализации и взятия под контроль независимых российских неправительственных организаций, и драконовские ограничения на свободу собраний, и «наведение порядка» в интернете. Параллельно Кремль кодифицировал свое представление о «традиционных ценностях» с помощью законов, которые подавляют свободу выражения мнений, открыто дискриминируют ЛГБТ людей, криминализуют «оскорбление чувств верующих» и не признают уголовно наказуемыми первые побои в отношении близких лиц.
В контексте этого уверенного тренда вызывает вопросы ряд поправок, прямо не связанных с «главной темой». Взять, хотя бы, для начала закрепление в Конституции понятия брака как союза между мужчиной и женщиной, логически вытекающее из курса на гомофобную дискриминацию, начало которому было положено принятием в 2013 году закона о «гей-пропаганде», направленного на недопущение формирования позитивного представления о «нетрадиционных сексуальных отношениях».
Или поправка о «единой госполитике» в области «сохранения традиционных семейных ценностей». Есть все основания опасаться, что это может привести к дальнейшему ущемлению прав женщин, в том числе через саботирование усилий, направленных на принятие закона о борьбе с домашним насилием.
Поправка о том, что «государство создает условия, способствующие всестороннему духовному, нравственному, интеллектуальному и физическому развитию детей, воспитанию в них патриотизма, гражданственности и уважения к старшим», в обычной ситуации выглядела бы вполне приемлемой, если бы не практика российских властей, которые в последние годы притягивают защиту интересов детей для оправдания дискриминационного закона о «гей-пропаганде», угрозы уголовного преследования по факту одного лишь рассказа несовершеннолетним о том, как живется гею, цензуры музыкальных произведений и для «работы» с родителями, чьи дети были замечены на несанкционированных протестах.
В равной мере внешне достойной могла был выглядеть поправка о том, что государство обеспечивает «защиту исторической правды». Это понятие, которое вызывает ассоциации с данью памятью о колоссальных жертвах, принесенных в ходе Великой Отечественной войны, с первого взгляда выглядит довольно невинно, если бы не закон, принятый в 2014-м году, который предусматривает откровенно чрезмерные санкции – вплоть до пяти лет лишения свободы за такие вещи, как «распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны» или «осквернение символов воинской славы России». В нынешней ситуации это вполне может быть использовано против любой взвешенной дискуссии, основанной на фактах.
Предполагается также включить в федеральные полномочия «обеспечение безопасности личности, общества и государства при применении информационных технологий, обороте цифровых данных». Внешне разумно, как и многое другое. Проблема лишь в том, что за последние годы принята серия законов, которые позволяют властям напрямую осуществлять интернет-цензуру и даже отключать российский сегмент интернета, не объясняя обществу ни содержания, ни мотивов таких действий. При этом силовые структуры благодаря тем же законам получили облеченный доступ к пользовательским данным, трафику и коммуникациям.
Русский язык в новой версии Конституции остается государственным, но теперь это еще и язык «государствообразующего народа». Два года назад был принят закон, который отменил обязательное преподавание на родном языке для субъектов федерации, имеющих больше одного официального языка. Теперь даже в тех регионах, где язык титульной нации по местной конституции используется наравне с русским, будет еще меньше стимулов, чтобы изучать родной язык. Право меньшинств на сохранение своего языка может пострадать и из-за включения органов местного самоуправления в единую систему публичной власти.
Конечно, многие из 206 поправок с точки зрения прав человека являются нейтральными даже с учетом текущих реалий. Некоторые могут оказаться очень полезными (и широко поддерживаются в обществе), как в случае с гарантированным минимумом зарплаты на уровне прожиточного, ежегодной индексацией пенсий и пособий, обязательным социальным страхованием, и «обеспечением оказания доступной и качественной медицинской помощи» Последнее не может не вызвать заинтересованный отклик у тех людей, которые борются за сохранение права на эффективную терапию муковисцидоза, рака и других заболеваний после того, как правительством был взят курс на принудительный перевод их на дженерики.
Нет никаких причин, в силу которых эти общеполезные вещи нужно было бы внедрять ценой ущемления других прав и свобод.
Наконец, реальные последствия принятия всех этих поправок для прав человека будут, скорее всего, зависеть от позиции судов, поэтому тем более остро в текущей ситуации встает давний вопрос об отсутствии независимости у российской судебной системы. Предложение о наделении президента правом отправлять в отставку председателя Конституционного суда независимости явно не добавляет.
Еще одну мину под права человека закладывает конституционное закрепление законодательно введенного в 2015 году оценивания Конституционным судом исполнимости для России решений международных судов и органов. Это касается постановлений Европейского суда по правам человека, решений договорных органов ООН, Международного суда ООН и т.п.
Весь пакет поправок Дума приняла в рекордные сроки, потратив на второе и третье чтения всего два дня. После третьего чтения они были незамедлительно утверждены Советом Федерации. Региональные законодательные собрания уже поддержали. Теперь поправки рассматриваются Конституционным судом – в соответствии с пожеланием Президента. Затем – предположительно в апреле – последним актом должно пройти «общероссийское голосование». Занавес.
Группа известных российских правозащитников попросила Венецианскую комиссию Совета Европы оценить целый ряд поправок. Времени почти не остается, но в любом случае появятся содержательные авторитетные комментарии, которые в дальнейшем можно будет использовать для усиления гарантий прав и свобод в России.
Рейчел Денбер – замдиректора Human Rights Watch по Европе и Центральной Азии
