Для нас она всегда была «баба Люда» - собственно, Людмила Алексеева, матриарх российской правозащиты, так себя и называла последние пару-тройку десятков лет. Казалось, «баба Люда» была всегда и всегда будет. Разменяв девятый десяток, она сохранила самоиронию, острый ум и не менее острый язык.
Сегодня, прощаясь с ней, даже стоя у гроба, сложно до конца осознать ее уход. Сложно поверить, что не будет больше звонков, не будет рабочих встреч и споров за накрытым столом в ее арбатской квартире.
Людмила Михайловна Алексеева родилась в 1927-м году и, как она сама не уставала повторять, когда умер Сталин ей было 25. Она прожила все ипостаси советского тоталитаризма от сталинского большого террора до хрущевской «оттепели» и брежневского застоя.
Когда у кого-то из «молодежи» - и я здесь не исключение – в голосе слышалось уныние, чтобы не сказать отчаянье, на фоне жесткого наступления на права человека, которое в последние годы развернула российская власть, «баба Люда» пожимала плечами: «Мы видели как развалился Советский Союз, страшное тоталитарное государство. Мы победили, хотя кто мы (диссиденты) были против такого государства? Мы сделали свой выбор – жить как свободные люди в этой несвободе, и дело наше было безнадежным, но в результате мы победили. Паршиво сейчас? Ну да, паршиво. Но ведь не сравнить. Если уж мы смогли победить тогда, победим и сейчас».
Людмила Михайловна принадлежала к «поколению оттепели» - именно так она это называла в своей книге. Правда о сталинизме, которая, пусть и дозированно, прозвучала тогда, стала глотком свежего воздуха для интеллигенции, и некоторые люди, в том числе и сама Людмила Алексеева, от посиделок в «компаниях» и кухонных разговоров перешли к тому, чтобы прямо требовать от государства прав, гарантированных советской конституцией и международными договорами.
В 76-м Людмила Михайловна с группой единомышленников-диссидентов создала Московскую Хельсинкскую группу – МХГ, чтобы рассказывать о репрессиях в СССР тем правительствам, которые годом ранее в Хельсинки подписали с Москвой Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Так называемая третья, «гуманитарная», корзина Заключительного акта была посвящена «уважению права человека и основных свобод, включая свободу мысли, совести, религии и убеждений, для всех, без различия расы, пола, языка и религии» и включала актуальные тогда вопросы эмиграции и воссоединения семей, культурные обмены и свободу прессы.
МХГ продержалась всего девять месяцев - практически всех ее членов либо посадили, либо выслали из страны, и группа была вынуждена самораспуститься. Людмиле Михайловне был предложен выбор между тюрьмой и эмиграцией – и она с семьей уехала в США. «Мой муж очень настаивал, что «Тюрьма не место для женщины. Такое у него было глубокое внутренне убеждение», - потом рассказывала она, смеясь.
Людмила Алексеева вернулась в Россию в 93-м. «Среди диссидентской эмиграции вернувшихся не так много. Но найти после возвращения свое место в общественной жизни… «Боюсь, это уникальный случай», - пишет о ней директор Сахаровского центра Сергей Лукашевский.
В 96-м Людмила Михайловна стала председателем возрожденной МХГ. Занималась самыми острыми делами, говорила, писала, выступала, ходила на суды, участвовала в мирных протестах. Свою миссию она видела в том, чтобы помочь российскому гражданскому обществу сформироваться и выйти за рамки узкого круга в Москве и Петербурге. Она ездила по всей стране, говорила с людьми, слушала, налаживала между ними контакты, объединяя разрозненные правозащитные и активистские группы в общероссийское сообщество.
Судьба подарила нам с Сергеем Лукашевским возможность в 1999-2005 годах работать в МХГ у Людмилы Михайловны. Совершенно поражала ее способность общаться с любыми собеседниками, и добиваться того, чтобы ее слышали – приходящие за помощью люди, коллеги, журналисты, власть предержащие даже в самых верхних эшелонах. От нее было невозможно отмахнуться.
Людмилу Михайловну увезли в больницу незадолго до ежегодной конференции МХГ, на которую традиционно съезжаются правозащитники со всей страны. Она знала, что 9 декабря не сможет прийти на конференцию, и записала обращение к участникам. 8 декабря она умерла, и это обращение фактически стало ее политическим завещанием – просьбой от уходящего к остающимся не опускать руки перед лицом нарастающего авторитаризма и «политического популизма» и продолжать говорить о правах человека с властью, и, особенно, с обществом: «Мне кажется это самая важная наша задача — выйти из условного «гетто» комфортного общения с единомышленниками … — и пойти в массы, заняться просветительством на новом уровне с новыми подходами, технологиями и людьми… Мы должны научиться общаться и распространять свои взгляды и ценности среди всех наших сограждан, не отказываясь ни от кого».
В 2011-м Хьюман Райтс Вотч записала с Людмилой Михайловной видеоинтервью. В конце она улыбнулась своей так хорошо знакомой ироничной улыбкой и сказала, глядя в камеру: «Мне не стыдно за свою жизнь». А затем еще семь с лишним лет до последнего вздоха добивалась от российской власти обязательств в том, что касается прав человека.
За такую жизнь, действительно, не может быть стыдно. И нам, живущим дальше, остается надеяться, что когда-то каждый из нас сможет так же уверенно сказать: «Я сделал все возможное, чтобы этот мир стал лучше, и мне не стыдно». Людмиле Михайловне Алексеевой – бабе Люде – это стало бы лучшей памятью.
