«Я думала – она в Турции, может, рядом с сирийской границей, но все-таки в Турции…, а потом мне звонят и говорят – она в Ираке…» – Мы сидим в кафе в центре Грозного: Галина ворошит вилкой салат, в глазах стоят слезы. – «В Багдаде она, в тюрьме».
59-летняя женщина за несколько часов до нашей встречи приехала в Чечню из Брянска в надежде вытащить внуков из Багдада по программе возвращения россиян из Ирака и Сирии. Эта программу около года назад при поддержке Москвы запустил глава Чечни Рамзан Кадыров.
С августа 2017-го по февраль 2018-го больше 90 детей и женщин были доставлены «гуманитарными спецрейсами» в Грозный. Это российские граждане из Чечни, Дагестана, Татарстана, Башкортостана, Орла и Москвы и даже несколько жителей Казахстана, Кыргызстана и других государств бывшего СССР. Большинство – дети. И немногие женщины – из тех, кого власти, в чьих руках они оказались, не стали уголовно преследовать. Но на данный момент, похоже, программа свернута – без каких бы то ни было объяснений.
Большинство женщин и детей, которые, как дочь и внуки Галины, сейчас находятся под стражей в Ираке, принадлежат к группе из 1 400 иностранных граждан, захваченных иракскими силами при взятии Тель-Афара в августе прошлого года. С января в Ираке идут скоротечные суды над иностранками, которым вменяется незаконный въезд в страну и участие в ИГ либо пособничество игиловцам. При этом индивидуальные обстоятельства, как правило, в расчет не принимаются, большинство женщин получают пожизненное или смертный приговор. Россиянок осудили уже больше 20, и всем дали пожизненное.
Россия активнее других стран работает над возвращением захваченных в Ираке и Сирии граждан. Реально только Россия, да еще Индонезия, до последнего времени вывозили женщин и детей из Сирии (США недавно вывезли оттуда одну американку с детьми). Некоторые европейские государства вывозят своих граждан из Ирака, но не из Сирии – по крайней мере, открыто о таких случаях не сообщалось. Так что на общем фоне российская программа возвращения соотечественников, начатая в 2017 году, казалась достойной инициативой, но теперь почему-то прекращена.
Пожизненное в Ираке
В июле иракский уголовный суд приговорил 31-летнюю дочь Галины – Елену к пожизненному заключению за нелегальный въезд в страну и пособничество ИГ. Теперь она с четырьмя детьми сидит в багдадской тюрьме. Старшие Лиля и Рустам родились в Брянске в 2008-м и 2013-м. Младшим Сакине и Джафару два с половиной годика и 16 месяцев соответственно. Бабушка говорит, что только в декабре узнала, что они родились в Ираке на контролируемой ИГИЛ территории.
«Мы все время по видеочату общались, - рассказывала она мне. – Но она каждый раз из дома разговаривала. Квартира хорошая, и сама она, и дети вроде как довольны были. А потом, ближе к концу августа прошлого года, от нее пришло несколько сообщений, что все плохо, не знает, что делать. Подробностей никаких, на вопросы мои не отвечает, видео не включает. Я не понимала, в чем дело. А потом они просто пропали. Несколько месяцев прошло, пока я узнала, что они в тюрьме в Багдаде, с другими [захваченными] женщинами и детьми… К тому времени уже думала, может их и на свете нет…».
Галина – православная. Дочь вышла замуж за таджика: он не был религиозным, не возражал, что бабушка внучку покрестила. Получил российское гражданство, пошел в армию. Но когда срок службы истек, почему-то уехал в Таджикистан, а Елена с Лилей остались в Брянске. Когда девочке было два с половиной, бабушка купала ее и обнаружила, что нательного крестика нет. Спросила дочь – а та говорит, что они с Лилей «теперь мусульмане».
«Через несколько недель она стала ходить в юбках длинных, рукава тоже длинные носить стала, а потом и хиджаб надела. И вот говорит мне, что муж в Турцию переехал, устроился и их с Лилей там ждет. Вот и поехали», - рассказывает Галина.
Связь с матерью Елена поддерживала, звонила часто, а в начале 2013-го вернулась в Брянск на шестом месяце беременности и Лилю с собой привезла. Родила и жила с малышами у матери, пока Рустаму не исполнилось 14 месяцев, а потом поехала с детьми обратно – вроде как в Турцию. Через некоторое время Елена сказала матери, что муж умер, но она вышла за другого.
От второго мужа она родила Сакину и Джафара, говорила матери, какой он хороший, к старшим детям как к своим относится. Галина с удовольствием смотрела присланные Еленой видео и фотографии, общалась с дочерью и внуками по видео-связи. Лучше бы, конечно, поближе были, но все у Лены вроде ничего: хорошая семья, хороший дом…
Последний раз Елена вышла на связь 26 августа 2017-го. Время шло, больше вестей не было, и Галина не знала, куда податься за помощью. Наконец, 20 декабря, от брянского омбудсмена пришла информация, в которую сперва ей трудно было поверить: Лена с детьми в тюрьме в Ираке, и Лену будут судить за участие в ИГ.
Мы в Хьюман Райтс Вотч не можем установить, чем занималась Елена, пока жила на территории под контролем ИГИЛ, но ее мать даже мысли не допускает, что она была в чем-то замешана, кроме просто домашней, семейной жизни.
«Да, я понимаю, это террористическая организация, и дочка жила там, - Галина поднимает глаза от почти не тронутой тарелки. – Но она же не террористка! С животом ходила, рожала, кормила, дом вела – вот и все. А они [иракские власти], получается, говорят, что раз она жила с одним из этих, готовила, стирала, убирала, значит – пособничала, теперь остаток жизни в тюрьме проведет. Просто в голове не укладывается…»
Хьюман Райтс Вотч уже интервьюировала в России близких родственников четырех женщин, находящихся в аналогичной ситуации в багдадской тюрьме, и все они, как и Галина, настаивают на том, что эти женщины лишь рожали и занимались детьми и домом.
Процессуальные гарантии
Хьюман Райтс Вотч не имеет возможности проверить правдивость таких утверждений в каждом конкретном случае, но широко известно, что многие женщины, жившие под «Исламским государством», занимались исключительно детьми и хозяйством, причем большинство почти не выпускали из дома. Базовые стандарты справедливого судебного разбирательства требуют, чтобы при любых обвинениях была обеспечена возможность защищать себя: в данном контексте это предполагает рассмотрения вопросов о том, не находились ли женщины под принуждением и участвовали ли осознанно в приступной деятельности. Суд должен оценивать доказательства в каждом конкретном случае и выносить приговор, основываясь на доказательствах вины конкретного человека.
Ираку следует изменить свой подход к таким судебным процессам – он не должен исключать альтернатив уголовному преследованию в тех случаях, когда отсутствуют доказательства участия в боевых действиях или причастности к тяжким преступлениям. России, со своей стороны, следует рассмотреть неоднократные просьбы родственников уже осужденных женщин обсудить с Багдадом возможность их передачи российским властям для дальнейшего отбывания наказания на родине.
Что касается детей, то их судьба должна быть предметом особой заботы всех сторон, имеющих отношение к этой ситуации. На пресс-конференции в декабре 2017-го, буквально за несколько дней до того, как Галина узнала о судьбе ее дочери и внуков, Президент Путин заявил: «Дети, когда их вывозили в зоны конфликтов, не принимали решения о том, чтобы туда уехать. И мы не имеем право их там бросить». Президент добавил, что работа, которую проводит Рамзан Кадыров в рамках программы возвращения, «правильная, она важна».
Многие семьи, в отчаянии пытающиеся вернуть своих близких из Сирии и Ирака, восприняли слова президента как обещание того, что программа будет набирать обороты и ждали новых «гуманитарных спецрейсов». Вместо этого программу, по всем признакам, в начале 2018-го приостановили без каких-либо объяснений. Родственники стучатся во все двери, безысходность нарастает, ответов нет.
Россия должна возобновить процесс возвращения детей – в рамках так называемой «программы Кадырова» или по другим каналам. При этом, в первую очередь руководствуясь наилучшими интересами ребенка и согласием родителей на его возвращение, российским властям следует относиться одинаково как к тем детям, которые родились в России, так и к детям, рожденным ее гражданами за пределами страны.
Галина привезла в Грозный свидетельства о рождении старших внуков и оформляет доверенность представителю «программы Кадырова». Тот обещал вывезти их –когда получится, если получится.
«Они не знают когда, но будут пытаться… Я сначала думала, что всех четверых можно будет вернуть, но теперь говорят, что только двух старших, потому что младшие уже там родились. Ну хоть этих двоих… Но те, маленькие, как же? Что с ними будет? А дочка, ей что, в тюрьме умирать? Разве нельзя, чтобы она в России сидела? Я бы к ней детей привозила – почаще, как смогла бы. Только бы детей вернуть…» Галина вздыхает и вопросительно смотрит на меня. В глазах вопросы, на которые у меня нет ответа.
