Вооруженный конфликт, охвативший восток Украины в 2014 году и тлеющий до сих пор, привел к исходу около миллиона людей, вынужденных бежать от обстрелов. Оставались большей частью немощные, больные, те, кому не на что и некуда было уехать. Некоторые неделями, месяцами прятались в темных, сырах подвалах, вслушиваясь в разрывы – там, наверху.
Теперь, когда режим прекращения огня худо-бедно держится уже больше восьми месяцев, многие уезжавшие возвращаются, а бывшие «бомбоубежища» опустели, но жизнь даже близко не вернулась в привычную колею, и в особенно уязвимом положении оказываются старики.
Вот, семья пенсионеров из Углегорска в самопровозглашенной Донецкой Народной Республике. Город сильно пострадал от обстрелов и уличных боев, и 76-летняя Вера Федоровна с 78-летним мужем остались без дома.
В феврале прошлого года в их двор по улице Суворова угодили два снаряда, разрушили гараж и летнюю кухню. «Что за снаряды, откуда летели – кто его знает… Здесь тогда такое летало, такое творилось», – пожимает плечами Вера Федоровна.
Они с мужем решили было, что повезло – ведь сам дом уцелел, ну стекла повыбивало, так это ладно. Вот только осколки, оставившие затейливые узоры на стенах, оказывается, повредили проводку: через несколько недель произошло возгорание, и дома не стало.
В местной администрации Вере Федоровне сказали, что помощь на восстановление им не положена, потому что формально дом сгорел сам по себе, а не непосредственно во время обстрела.
Пока старики обосновались в доме соседки – она уехала из Углегорска в начале боев и до сих пор не вернулась.
«Молюсь каждый день, чтобы она подольше не возвращалась, – признается Вера Федоровна. – Куда нам деваться, когда она вернется? Куда мы пойдем? Я тут всю жизнь прожила, на шахте 40 лет отработала… А теперь и крыши над головой нет, всё война забрала, что у меня в жизни оставалось. Почему я должна платить за войну эту? Я отношения к ней не имею, меня никто не спросил. Которые войну развязали, продолжают ее – о нас не думают даже, им наплевать, живые мы будем или мертвые».
С Верой Федоровной мы познакомились, когда она и две ее знакомых разглядывали кучу обгорелого строительного мусора, в которую превратился дом на восемь квартир, и спорили, где была чья квартира.
«Моя вот прямо здесь, говорю вам», – горячится самая младшая из трех, Светлана Евгеньевна, показывая квадрат среди руин. Ее единственный сын, 27-летний Артур, исчез во время боев в конце февраля прошлого года, и она до сих пор ездит по больницам и моргам в надежде его найти.
«Нет! – не соглашается Нина Степановна, ровесница и закадычная подруга Веры Федоровны. – Твоя, Света, слева была, а это – Шуры, ты что, не видишь? Шуре под 80, а от ее дома камня на камне не осталось, вот что ей делать, скажите, когда в таком возрасте и вдруг бездомная?.. », – обращается она ко мне.
Нине Степановне повезло больше других на этой улице: у нее в отличие от ее подруг дом остался цел. Заметно покосился, повело стены взрывной волной, стекла вылетели, но жить можно, да и огород выручает.
Нина Степановна совсем одна. Получает пенсию – две тысячи рублей в месяц. Пенсии в ДНР теперь платят регулярно, но цены за время войны очень выросли, так что этого хватает только на хлеб и кое-что из самого необходимого по хозяйству. А еще очень страшно захворать. В местной больнице прием-то бесплатный, но за лекарства нужно платить, а платить нечем.
В начале лета 2014, когда война только разгоралась, Нина Степановна уезжала из Углегорска к родственникам в западную Украину, а потом, в августе, ей позвонили соседи, сказали, что ее сына, 33-летнего Андрея, убило разрывом.
«Я заголосила так, на все село меня было слышно, и люди в церковь деньги понесли, собрать мне на дорогу и на похороны… Везде, слава Богу, добрые люди есть, со всех сторон».
Теперь у Нины Степановны одна цель в жизни. Сын лежит на углегорском кладбище рядом с мужем, которого Нина Степановна еще до войны схоронила, но вот памятника нет. У мужа на могиле был «красивый такой, гранитный», но его осколком разнесло.
Нина Степановна пишет и пишет в местную администрацию, просит помочь восстановить памятник. Ей отвечают, что да, действительно, поврежден в результате боев, но средств на компенсацию за кладбищенские памятники не предусмотрено.
Сдаваться Нина Степановна не собирается: «Как же я новый поставлю на свою пенсию? А родных своих просто так в земле лежать без памятника нельзя оставить!»
Понятно, что у местных властей хватает забот с восстановлением, и надгробия не в списке приоритетов. Надо думать о живых, и они не в силах расселить по-человечески всех тех, кого война лишила крыши над головой, обеспечить гуманитарные потребности всех малоимущих.
Очень важную роль тут могут сыграть гуманитарные организации, но на сегодняшний день разрешение на работу в ДНР есть только у Красного Креста и чешской организации «Человек в беде».
Осенью прошлого года руководство ДНР запретило «Врачей без границ» - широко известную международную гуманитарную организацию, которая помогала больницам и оказывала нуждающимся медицинскую помощь, в том числе психологическую. Они работали в первую очередь с самыми беспомощными, как Нина Степановна и ее соседи. С уходом «Врачей без границ» образовалась огромная лакуна.
В феврале уже этого года власти ДНР приостановили деятельность местной донецкой волонтерской группы «Ответственные граждане», которая едва ли не с самого начала конфликта раздавала больным, старикам и другим социально незащищенным группам продукты, лекарства. Одного из руководителей этой организации около месяца продержали в местном Министерстве госбезопасности, и в итоге всех основных активистов выдворили за пределы контролируемой ДНР территории «без права возвращения».
Трудно сказать, чем руководствовались власти ДНР, изгоняя гумантарщиков, но со всей очевидностью в процессе принятия решений они не учитывали судьбы и потребности тех же стариков, у которых война отняла все.
