В конце мая 2013-го, когда Россия в преддверии Сочинских олимпийских игр стремилась набрать как можно больше имиджевых очков на международной арене, генеральный секретарь Совета Европы Турбьерн Ягланд раскритиковал «закон об иностранных агентах» за негативные последствия, которыми он чреват для российского гражданского общества. На совместной пресс-конференции с министром иностранных дел РФ Сергеем Лавровым Ягланд заявил журналистам: «Я выразил [российским властям] свою обеспокоенность в отношении этого закона. … Важно понять, как определяются понятия политической деятельности».
Владимир Путин, который к тому времени уже год как вернулся в президентские кресло и успел развернуть массированное наступление на критиков власти, в своих публичных выступлениях не отрицал, что закон нуждается в доработке, в том числе в части определения политической деятельности. Теперь, почти три года спустя, сага о политической деятельности, кажется, близится к финалу, причем не слишком позитивному.
Туманные формулировки
Вопрос о дефиниции «политической деятельности» может показаться сугубо академическим, но в России он приобретает экзистенциальный смысл. Ведь именно вокруг этого определения выстроен закон, ставший главным инструментом жесткого наступления государства на свободу выражения мнений. На неправительственные организации, которые якобы занимаются «политической деятельностью», получая при этом финансирование из зарубежных источников, власти навешивают ярлык «иностранный агент», что в российском контексте созвучно шпионам и изменникам Родине.
Появившееся в законе 2012 года определение «политической деятельности» как связанной с воздействием на принятие решений органами государственной власти или с формированием общественного мнения было размытым и широким. Под такую формулировку можно подвести практически любую общественную и правозащитную деятельность. Международные партнеры Москвы надеялись, что ситуацию удастся исправить, если убедить российские власти сузить и конкретизировать проблемную норму.
Кремль, со своей стороны, не скупился на обещания. Каждый раз, когда всплывал этот вопрос, Владимир Путин и другие высокопоставленные чиновники заверяли своих собеседников, что рано или поздно определение будет скорректировано. И все это время Минюст продолжал загонять независимые группы в гетто «инагентов», квалифицируя как политическую деятельность любые формы содержательного взаимодействия с властями или обществом.
На начало 2016 года минюстовский «реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента», насчитывал уже больше сотни неправительственных организаций, включая ведущие правозащитные группы. Некоторые из фигурантов даже не пользовались иностранным финансированием, однако власти заявляли, что зато их члены в прошлом получали деньги из-за рубежа, имели отношения к другим «агентским» организациям или вообще зарекомендовали себя как связанные с чем-то иностранным. Десяткам организаций пришлось заплатить крупные штрафы за немаркировку своих онлайновых и других материалов штампом «подготовлено инагентом». Около 20 гражданских групп в разных регионах страны прекратили свою деятельность. В их числе – петербургский Антидискриминационный центр «Мемориал» и нижегородский Комитет против пыток. Причина проста – они посчитали невозможным пойти на самооговор, публично называя себя тем, чем они со всей очевидностью не являются.
Международные партнеры России не оставляли надежды на то, что определение «политической деятельности» в законе все же скорректируют. Всего пару месяцев назад в Москве на приеме в одном из европейских посольств я слушала, как дипломаты живо обсуждают неоднократные обещания Владимира Путина на этот счет. «Я узнал от проверенного источника, что это произойдет сразу после Нового года», – настаивал один из них.
«Источник» его не обманул. В конце января Минюст предложил новую редакцию определения «политической деятельности» для закона об «иностранных агентах». Вот только содержание этой редакции оказалось довольно своеобразным. В предложенных поправках недвусмысленно заявлено, что политической будет считаться любая деятельность, хоть каким-то боком имеющая отношения к воздействию на власть или общественное мнение: правовая аналитика, мониторинг работы государственных институтов, опросы общественного мнения, исследования, обращения к властям... Список можно продолжать до бесконечности.
Вместо того чтобы сузить законодательное определение, Минюст собирается узаконить ту правоприменительную практику, которая нанесла независимым организациям такой серьезный ущерб за последние три года действия закона. Извольте, господа международные партнеры: долго просили, терпеливо ждали – получите и распишитесь. Такое впечатление, что власти говорят: «Вы хотели новое, четкое определение – мы долго сидели над этим и наконец выработали формулировку, с которой нам будет удобнее всего работать». Что ж, по крайней мере, теперь уже ни у кого не останется сомнений – целью этой работы с самого начала было удушение независимой гражданской активности в России.
Международные организации и ведущие демократические государства должны осознать тщетность расчетов на то, что этот изначально порочный закон можно исправить хорошими поправками. Вместо того, чтобы раз за разом просить Владимира Путина что-то «подправить», нужно в один голос заявить: закон об «иностранных агентах» противоречит международным обязательствам России в области прав человека, и единственный выход из положения – его полная отмена.
