(Москва) – Решение Кремля о запрете деятельности Агентства США по международному развитию (USAID) на территории России – еще один шаг в государственной компании против гражданских организаций, получающих иностранное финансирование. Эта тенденция приобрела серьезный размах после возвращения Владимира Путина на пост президента в мае 2012г. Уже к середине июля парламент принял новый закон, регламентирующий деятельность неправительственных организаций. Теперь НПО, в бюджете которых есть хоть копейка иностранных денег, необходимо официально регистрироваться в качестве «иностранных агентов» (т.е. фактически иностранных шпионов – ведь на русском языке этот «термин» именно так и воспринимается). Не вызывает сомнения, что эта норма направлена на маргинализацию и дискредитацию групп, пытающихся влиять на государственную политику и общественное мнение, в первую очередь – правозащитных организаций.
Закон «об агентах» не вступит в силу до поздней осени, однако создается ощущение, что он уже заработал. По крайней мере, с чем-то подобным я столкнулась во время недавней командировки «в глубинку». В то время как Министерство Юстиции озабочено разработкой инструкций и форм отчетности к новому законодательству, региональные чиновники, по-видимому, уже пытаются угодить «начальству», играя на опережение и демонстрируя рвение поистине образцовое.
Несколько недель назад в социальных сетях начал циркулировать и активно обсуждаться очень занятный документ. Это фотокопия письма от 9 августа этого года на бланке Администрации главы Республики Марий Эл Приволжского федерального округа. Письмо адресовано руководителям республиканских «министерств, департаментов и служб» и обращает их внимание на растущую озабоченность по поводу "активизации деятельности иностранных неправительственных и российских некоммерческих организаций". Соответственно, чиновникам на местах необходимо реагировать на эти угрозы. В частности, они должны убедиться, что их сотрудники минимизируют участие «в организуемых и финансируемых иностранными и российскими некоммерческими организациями программах и общественно-политических мероприятиях". В переводе с бюрократического языка на человеческий – «людям государевым» попросту приказывают прекратить сотрудничество с неправительственными организациями.
Хьюман Райтс Вотч направила запрос в Администрацию главы республики Марий Эл с просьбой прокомментировать и подтвердить подлинность документа. Мы до сих пор не получили ответа. Но то, с чем мы столкнулись все в том же августе месяце, но уже в другом российском регионе, дает веские основания полагать, что чиновников, действительно, предупреждали о нежелательности сотрудничества с гражданскими организациями (особенно иностранными, либо имеющими иностранное финансирование) – и распространялись такие инструкции не только в Поволжье.
В конце августа мы с коллегой отправились в командировку в далекий город N, куда из Москвы несколько часов лету. Мы планировали провести серию интервью о… Вот и нет, не угадали – не о пытках в полиции, не о разгоне митингов, не об угрозах журналистам и правозащитникам, и даже не о коррупции. В данном случае нас интересовали не эти особенно «чувствительные» с точки зрения российских властей вопросы. Мы работали над исследованием по проблеме, связанной с качеством здравоохранения и правами пациентов – этот проект «политизированным» не называли даже бдительные столичные чиновники.
Однако через пару дней нашей работы в регионе местные власти потребовали, чтобы мы предоставили им документы, подтверждающие «легальность» нашей деятельности в России, и буквально засыпали нас вопросами из старого «шпионского» кино: «Кто вас сюда пригласил?», «Кто заплатил за вашу поездку?», «Где находится ваша штаб-квартира?», «Кто финансирует вашу организацию?», «Кто здесь для вас организует встречи?», «Где разрешение [на командировку] от федеральных властей?», «Кто дал вам полномочия разговаривать с сотрудниками учреждений?» И так до бесконечности.
Еле сдерживаясь, чтобы не ущипнуть друг друга (а вдруг все это ночной кошмар, от которого можно проснуться и разбудить товарища?), мы попытались объяснить, что представительство Хьюман Райтс Вотч зарегистрировано в России уже около 20 лет – т.е. почти что ровесник самой Российской Федерации – и что за все эти годы мы никогда не запрашивали «разрешения» властей, отправляясь в командировки в различные регионы для сбора информации по правам человека. Мы терпеливо объясняли, что приехали в город N в рамках одного из нескольких текущих проектов для изучения местных практик и описания их в будущем докладе. Впрочем, наши усилия оказались тщетными. На следующее утро местные медицинские работники, с которыми мы надеялись пообщаться, получили инструкции держаться от нас подальше и проявлять особую осторожность по отношению к «иностранцам» в свете «все более напряженной политической ситуации» - еще одно до боли знакомое советское клише. Особенно абсурдно во всей истории было то, что в этом регионе с интересовавшим нас вопросом все было на общем российском фоне очень хорошо и, отказывая нам в доступе к информации, чиновники, по сути, пытались поставить крест на использовании нами их региона в качестве позитивной модели.
Как только мы вернулись в Москву, я попросила знакомого поделиться этой историей с относительно влиятельным федеральным чиновником, безусловным сторонником «агентского» закона. Тот лишь пожал плечами: «Нет, конечно, мы совсем не этого добивались. Кому нужны такие глупости? Но всех региональных бюрократов проконтролировать и все бессмысленные инициативы предотвратить – рук не хватит».
Я думаю, это правда: Кремль не спускал в регионы подобных распоряжений. Те, кто стоит за законом об «агентах», скорее всего, предназначали его для избирательного использования, только против особенно дерзких, надоевших критиков и оппонентов. Но уже сейчас очевидно, что принятие нового закона послужило сигналом для местных бюрократов: неправительственные организации надо поставить на место. И местные чиновники, вероятно, полагают, что энтузиазм по "нейтрализации иностранных агентов" может заработать им положительные баллы перед лицом руководства страны.
Однако чиновники, похоже, не задумываются, что могут сами себе сгоряча навредить. Ведь «иностранные агенты» оказывают населению множество необходимых услуг: собирают подгузники и соски для детских домов, помогают больницам и школам, занимаются реабилитацией несовершеннолетних заключенных, бесплатно консультируют людей, остро нуждающихся в юридической помощи. Они во многом зависят от доброй воли местных органов власти, но и власть зависит от них, затыкая ими «дыры» в своей работе, компенсируя, за счет деятельности активистов, дисфункциональность тех или иных институтов. Чрезмерно ретивые чиновники могут наступить на горло жизненно важным инициативам. Так, может быть, Москве нужно распорядиться, чтоб попридержали коней?
Российским властям следует подумать и о том, как заполнить нишу, образовавшуюся в результате принудительного изгнания USAID. В конце концов, большая часть денег USAID в России была потрачена на содействие в вопросах гуманитарного толка – поддержку проектов в области профилактики ВИЧ и туберкулеза, интеграции людей с ограниченными возможностями, помощи детям-сиротам и другим социально уязвимым группам населения. Встает вопрос, будет ли российское правительство теперь финансировать всю ту работу, которая раньше делалась за счет USAID? Планирует ли государство дать продолжение этим хорошим делам или просто надеется, что обычные граждане, пострадавшие от закрытия спонсируемых USAID программ, не выйдут на улицы с заявлениями протеста?
Очевидно, что и США, и другим демократическим странам в сложившейся ситуации есть о чем призадуматься. Гражданскому обществу России сегодня очень нужна помощь. Возможно сильнее, чем когда бы то ни было. И совершенно необходимо, чтобы эта помощь была предоставлена.
