На заправке, куда мы завернули по дороге в крымский Белогорск, нас встретили новенькие желтые таблички на русском, крымско-татарском и английском. Мы с коллегой побывали в Крыму в октябре, чтобы на месте оценить ситуацию с правами человека. В Симферополе на некоторых административных зданиях тоже есть вывески на крымско-татарском. Все это очевидно призвано показать, что и язык, и культурное наследие крымских татар на полуострове берегут и охраняют. Только вот сами татары, с которыми мы общались в Крыму, живут совсем в другой – и куда более мрачной – реальности.
В Белогорск мы приехали, чтобы навестить Абдурешита Джеппарова, который уже не первый десяток лет борется за права крымских татар.
Я познакомилась с Абдурешитом в сентябре 2014-го, когда его сын и племянник пропали во время волны насильственных исчезновений крымских татар и активистов. Сидя на полу посреди недавно начатого и к тому моменту полностью заброшенного ремонта, Абдурешит рассказывал, что его 18-летнего сына Исляма и 23-племянника Джевдета последний раз видели на дороге под Белогорском за несколько дней до нашей встречи. Очевидец рассказал Адбурешиту, что рядом с ними остановился микроавтобус с тонированными стеклами, оттуда вышли люди в черной форме, быстро обыскали обоих молодых людей, затолкали в машину и увезли. По словам свидетеля, они действовали “быстро и профессионально”.
Крымские татары – коренное мусульманское этническое меньшинство на полуострове. В 1944 году весь народ обвинили в пособничестве нацистам и поголовно, а их тогда было порядка 240 тысяч, выслали в отдаленные районы СССР. Больше половины погибло в первые месяцы от голода и болезней. В середине 80-х крымским татарам разрешили вернуться в Крым, а весной 2014-го года они открыто выступили против присоединения Крыма к России.
К моменту исчезновения сына и племянника Абдурешита Крым уже полгода находился под российской оккупацией. Россия быстрыми темпами вводила на полуострове свои законы; так же стремительно нарастало давление на инакомыслящих и крымских татар. Десятки вооруженных людей в масках обыскивали их дома, мечети и медресе в поисках «оружия и экстремистской литературы». Проукраинские активисты, журналисты и крымские татары уезжали на материк или всерьез задумывались об отъезде. Отряды крымской самообороны, возникшие в феврале 14-го на волне пророссийских настроений, безнаказанно терроризировали несогласных и фигурировали в нескольких эпизодах насильственных исчезновений.
Так, в мае 2014 года без вести пропал 34-летний проукраинский активист Тимур Шаймарданов. Утром он вышел из дома, сказал жене – в банк, потом заберет восьмилетнего сына из школы. Больше его не видели. Через несколько дней 33-летний крымско-татарский активист, отец троих детей Сейран Зинединов, который пытался искать Тимура, сказал жене, что выйдет на минутку, оставив дома бумажник, паспорт и права. Через полчаса он перезвонил жене и сказал, что идет домой, можно ставить ужин. С тех пор его тоже никто не видел.
Родственники Шаймарданова сразу сообщили в полицию, но уголовное дело было возбуждено только в июле. Один из следователей поинтересовался у родственников, умел ли пропавший стрелять и читал ли Коран, а затем высказал предположение, что тот уехал в Донбасс.
В октябре 2014 года двое молодых людей исчезли по пути на работу. Тело одного из них, 25-летнего Эдема Асанова, нашли повешенным в заброшенном здании в Евпатории. Обстоятельства смерти неясны до сих пор. Другой, 23-летний Эскендер Апселямов, бесследно исчез.
Крымско-татарский активист Решат Аметов пропал в марте 2014 года. Его тело со следами пыток нашли через две недели. Обстоятельства указывали на причастность отрядов самообороны, которые тогда полностью контролировали ситуацию в Крыму.
Как и другие крымско-татарские активисты, с которыми мне доводилось встречаться, Джеппаров верит в мирное сопротивление. В то время как многие крымские татары из принципа отказывались иметь что-либо общее с оккупационными властями, сам Абдурешит надеялся, что диалог с властью, пусть даже он не признает ее законной, мог бы помочь вернуть домой его сына и других сыновей и отцов.
Джеппаров организовал небольшую группу из родственников пропавших без вести, адвокатов и активистов, чтобы поддерживать регулярный контакт с властями относительно хода расследований.
Когда мы встретились в октябре 2017-го, ремонт у него дома был уже закончен, но исчезновения сына и племянника оставались открытой раной. Абдурешит сказал, что диалог с властями провалился, на фоне отсутствия прогресса в расследовании исчезновений 14-го года, а ситуация в целом стала только хуже. Убийство Аметова остается нераскрытым. Поступают все новые сообщения об исчезновениях людей, а давление со стороны российских властей на крымских татар продолжает нарастать.
С начала 2015 года в отношении крымских татар было возбуждено 26 уголовных дел по, как представляется, полностью надуманным обвинениям в терроризме и экстремизме. Десятки мужчин оказались за решеткой, - фактически без доказательств, без соблюдения процессуальных норм, - а их семьи лишились кормильцев. По обвинению в организации или участии в деятельности террористической группы людей в Крыму арестовывают зачастую в связи с выражением ими, причем нередко в непубличном формате, религиозных или политических взглядов. Политических активистов или просто несогласных власти выставляют экстремистами и террористами, а уголовное право используется в качестве инструмента подавления ненасильственной оппозиции, критики или протеста.
Еще один пример – упорное преследование властями Эмира-Усеина Куку – активиста созданной Джеппаровым контактной группы по фактам исчезновений. В 2015 году его дважды задерживали, неоднократно пытались завербовать, а в итоге в феврале 2016-го арестовали по террористическому делу. Через полгода, в ходе которых Куку продолжал находиться в следственном изоляторе, прокуратура начала проверку на предмет надлежащего исполнения им родительских обязанностей.
Прощаясь, Абдурешит произнес фразу, которую последнее время нам уже не раз доводилось слышать в Крыму: из-за России сто крымско-татарских детей остались без отца – кто-то пропал без вести, кто-то убит, другие за решеткой по надуманным обвинениям.
«В Крыму можно жить, - говорит Абдурешит. – Но только если молчать. Молчать, не спорить и вообще не думать».
