(Нью-Йорк) – Китайские власти проводят в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) кампанию репрессий против мусульман тюркского происхождения, которая сопровождается массовыми и систематическими нарушениями прав человека, говорится в публикуемом сегодня докладе Хьюман Райтс Вотч.
117-страничный доклад «‘Искореняя идеологическую заразу’. Репрессии китайских властей против мусульман в Синьцзяне» представляет новые факты массовых произвольных задержаний, пыток и недозволенного обращения, а также контроля за повседневной жизнью граждан, фактически перерастающего в тотальный. 13-миллионное мусульманское население тюркского происхождения в нарушение международных норм о правах человека подвергается в СУАР принудительному политическому индокринированию, коллективному наказанию, ограничениям на свободу передвижения и коммуникации, все более жестким ограничениям на религиозную практику и тотальной электронной слежке.
«Произвол китайских властей в Синьцзяне по своим масштабам не имеет аналогов за последние десятилетия, - говорит Софи Ричардсон, директор Хьюман Райтс Вотч по Китаю. – Нынешние репрессии в СУАР служат ключевым тестом готовности ООН и заинтересованных правительств к принятию в отношении набирающего силу Китая конкретных мер по прекращению этих нарушений».
Репрессии китайских властей против мусульман в Синьцзяне
Доклад основан преимущественно на материалах интервью с 58 бывшими жителями СУАР, пятеро из которых подверглись задержанию, а 38 – родственники задержанных. 19 человек из числа наших собеседников уехали из СУАР в течение последних полутора лет.
Кампания«Мощный удар», развернутая китайскими властями, началась в Синьцзяне в 2014 г. Резкая эскалация репрессий отмечается с конца 2016 г., когда туда из Тибета был переведен секретарь Компартии Китая Чэнь Цюаньго.
С тех пор происходит нарастание массовых произвольных задержаний: людей отправляют как в официальные следственные изоляторы и тюрьмы, так и в «лагеря политического перевоспитания», у которых нет никакого правового статуса в китайском законодательстве. По заслуживающим доверия оценкам, в политлагерях находится порядка миллиона человек. Там мусульмане тюркского происхождения учат китайский, привыкают славить Компартию и осваивают касающиеся преимущественно их правила. Тех кто не желает «учиться» или не показывает хороших результатов, ждет наказание.
В политлагерях не обеспечиваются никакие процессуальные права, поскольку формально людям не предъявляется обвинений и они не предстают перед судом, однако им не разрешены контакты ни с адвокатом, ни с родственниками. В лагерь попадают за связи с зарубежьем, в особенности с государствами из официального списка «26 чувствительных стран», за использование WhatsApp или других иностранных приложений для связи, а также за мирное выражение национально-культурной идентичности и религиозности. Ничто из перечисленного не является преступлением.
Человек, который не один месяц провел в политлагерях, рассказывал Хьюман Райтс Вотч: «Спрашиваю, можно ли мне нанять адвоката. Отвечают: ‘Нет, адвокат тебе не положен, потому что ты не осужден. Нет необходимости защищать тебя от чего-то. Ты в лагере политического перевоспитания, и все что от тебя требуется – это просто учиться’».
На воле мусульмане тюркского происхождения в Синьцзяне подвергаются таким чрезвычайным ограничениям, что во многих отношениях их жизнь не слишком отличается от лагерной. Передвижения произвольно ограничиваются административными мерами, блокпостами и практикой изъятия паспортов, которые затем хранятся в полиции. Идет постоянное политическое индоктринирование, включая обязательное присутствие на церемонии поднятия китайского флага и на собраниях по политвоспитанию или осуждению «неправильных проявлений», а также посещение «вечерних школ» китайского языка. Беспрецедентный уровень контроля за религиозной практикой равносилен фактическому запрету ислама в регионе.
Население СУАР постоянно подвергается всепроникающей слежке. Власти поощряют взаимные доносы соседей и задействуют самые современные технологии тотальной электронной слежки с использованием QR-кодов, биометрической информации, искусственного интеллекта, шпионских программ в смартфонах и больших данных. К слежке привлечено больше миллиона чиновников и правоохранителей – вплоть до таких методов, когда прикрепленный куратор должен регулярно навещать своих подшефных по месту жительства.
Политика китайских властей в Синьцзяне приводит к разделению семей, когда родственники оказываются застигнутыми врасплох ужесточением паспортного режима и режима пересечения границы. В некоторых случаях это приводит даже к разлучению детей с родителями. Мусульманам тюркского происхождения запрещены контакты с зарубежьем. Имели место случаи, когда этнических уйгуров и казахов за пределами Китая власти пытались заставить вернуться, в то время как от других требовали сообщить подробную личную информации о жизни за рубежом.
По итогам августовского рассмотрения ситуации в Китае Комитет ООН по ликвидации расовой дискриминации охарактеризовал положение в Синьцзяне как «бесправную зону».Китайская делегация не согласилась с такой оценкой, а сами политлагеря назвала «центрами профориентации».
Очевидно, что в Китае недооценивают серьезные политические издержки нарушений в СУАР – возможно, отчасти это связано со статусом страны в ООН, отмечает Хьюман Райтс Вотч. Учитывая более чем достаточный объем фактов, свидетельствующих о грубых нарушениях прав человека в Синьцзяне, другие государства должны задействовать широкий спектр многосторонних и односторонних мер. Необходимо также объединение усилий в рамках Совета ООН по правам человека в интересах создания механизма сбора и оценки фактов нарушений и введения адресных санкций в отношении секретаря КПК Чэня Цюаньго и других причастных к нарушениям руководителей.
«Боль и страдания разделенных семей, пребывающих в полном неведении о судьбе своих близких, резко контрастируют с заявлениями Пекина о ‘счастливых’ и ‘благодарных’ тюркских мусульманах Синьцзяна, - говорит Софи Ричардсон. – Неспособность или нежелание решительно потребовать прекращения произвола только еще больше развяжут руки китайским властям».
Избранные цитаты из доклада
Имена и идентифицирующая информация не разглашаются в интересах безопасности проинтервьюированных нами лиц, вместо этого используются условные псевдонимы.
О политлагерях
Никто не может пошевелиться, потому что наблюдают по видеокамерам, а потом через какое-то время голос из динамика говорит, что можно на пару минут расслабиться. Тот же голос дает команду на движение …, за нами все время наблюдали, даже в туалете. В лагере мы все время под стрессом были.
- Рустам, провел в политлагерях несколько месяцев, май 2018 г.
Я не подчинялся их порядкам… Посадили меня в карцер… Это где-то два на два метра, есть не дают, пить не дают, руки скованы за спиной, и нужно круглые сутки стоять без сна.
- Нур о пережитом в лагере, март 2018 г.
Ежедневный контроль на воле
В общей сложности пять чиновников … по очереди меня проверяли [дома]. И они должны были фиксировать, что проверили… На фотографиях они мне политинформацию читают, или как я им постель на ночь стелю, или как они спят на диване.
- Айнур, уехала из Синьцзяна в 2017 г., май 2018 г.
С начала 2017-го два раза в неделю чиновники приходили. Некоторые даже на ночь оставались. Сначала приходило начальство: составляют список, новых «родственников» тебе назначают… [Эти «родственники»] общались с моим сыном, с внуками, фотографировались, за стол садились, спрашивали: «Где муж, куда уехал?» Я была не на шутку напугана, делала вид, что занята с внуками. Боялась, что сорвется случайно с языка, что муж уехал [за границу]. Так что отмалчивалась.
- Айнагуль, 52 года, сын в политлагере, уехала из Синьцзяна в 2017 г., май 2018 г.
Трансграничные аспекты кампании «Мощный удар»
Сначала позвонили из сельской полиции, потом из бюро [общественной безопасности] повыше. Номер не высвечивался – не поймешь, откуда звонят… Полиция сказала: «Не вернешься – мы сами за тобой придем».
- Дастан, 44 года, живет за пределами Китая, жена в политлагере, май 2018 г.
Они дают сигнал, что даже если ты в другой стране, то они все равно тобой «командуют»… Я боюсь… Я ни в какую террористическую организацию или, там, против Китая не вступал. На демонстрации ни на какие не ходил, флаг Восточного Туркестана не носил. За мной в Китае ничего криминального нет… Так почему же они так?
- Мурат, 37 лет, студент, живет за пределами Китая, сестра в политлагере, июнь 2018 г.