На сегодняшний день популярно утверждение об упадке демократии и росте авторитаризма в современном мире. В пользу этого тезиса говорит нарастающее подавление оппозиционных голосов в Китае, России, Беларуси, Мьянме, Турции, Таиланде, Египте, Уганде, на Шри-Ланке, в Бангладеш, Венесуэле и Никарагуа. Список можно пополнить историями с военными переворотами в Мьянме, Судане, Мали и Гвинее, а также далекими от демократических традиций трансферами власти в Тунисе и Чаде. Наконец, нельзя не отметить появление целой плеяды авторитарно настроенных лидеров в таких считавшихся устойчивыми демократиями или пока еще остающихся таковыми странах, как Венгрия, Польша, Бразилия, Сальвадор, Индия, Филиппины. До прошлого года это относилось и к США.
Однако при всей его кажущейся простоте тезис о переходе к авторитарной эпохе на поверку опровергается реальностью, которая не столь однозначна и далеко не обязательно благоприятствует автократическим режимам. По мере того как люди убеждаются в том, что неподотчетные гражданам правительства с неизбежностью начинают руководствоваться прежде всего собственными интересами, со стороны общества зачастую сохраняется значимый запрос на демократию и уважение к правам человека. За последнее время то в одной, то в другой стране люди массово выходят на улицы, даже если рискуют поплатиться своей свободой или жизнью. Сопоставимых выступлений в поддержку авторитарных режимов не наблюдается.
В некоторых автократических государствах, где сохраняется хотя бы видимость демократических выборов, оппозиционные политические силы начинают откладывать в сторону межпартийные разногласия, чтобы сообща одолеть правящую автократию. Последняя для сохранения своей власти все в меньшей степени может полагаться на «деликатное» манипулирование выборами и все чаще прибегает к открытым подтасовкам, которые гарантируют нужный результат, но не легитимность, ради которой, собственно, и проводятся выборы.
И все же пока автократы наслаждаются праздником на своей улице – отчасти благодаря слабости демократических лидеров. Как заметил еще Уинстон Черчилль, демократия как форма правления, возможно, лучшая из худших, потому что избиратели могут сменить власть. Но сегодняшние демократические лидеров не отвечает масштабу стоящих перед ними вызовов. Идет ли речь о климатическом кризисе, пандемии Covid-19, бедности и неравенстве, расовой несправедливости или о рисках, которые несут современные технологии, демократические лидеры часто слишком поглощены внутренними распрями и решением сиюминутных задач, чтобы эффективно решать эти проблемы. Некоторые политики-популисты пытаются отвлечь внимание на расистскую, сексистскую, ксенофобскую или гомофобную риторику, что только отдаляет нас от реальных решений.
Для того чтобы одолеть авторитаризм в глобальном соперничестве, демократические лидерам нужно выходить за рамки привычного разоблачения недостатков соперника. Необходимо выстраивать собственный привлекательный образ будущего. То есть всерьез заняться решением национальных и глобальных проблем, доказать на деле, что демократия способна обеспечить обещанный результат. Это означает, что придется отстаивать такие демократические институты, как независимый суд, свободные СМИ, авторитетную законодательную власть и динамичное гражданское общество, даже если в результате исполнительная власть будет сталкиваться с некомфортным контролем или проблемами с управляемостью. Наконец, это требует, чтобы на смену игре на наших самых низменных чувствах пришел подъем общественного дискурса, на смену ритуальному озвучиванию демократических принципов пришли принципиальные шаги, а на смену раскола ради очередного никчемного срока полномочий пришло единение перед лицом нависающих над нами угроз.
Сегодня, когда речь заходит о решении самых масштабных проблем, преобладающая часть мира рассчитывает на демократических лидеров. Главы Китая и России не потрудились даже просто поприсутствовать на климатическом саммите в Глазго. Но если демократически избранные президенты и премьеры будут и дальше обманывать ожидания человечества, если они окажутся неспособными подняться до высоты требований, которые предъявляет наше непростое время, они рискуют пожать разочарование и отчаяние, которые всегда были питательной почвой для автократов.
Неподотчетный авторитаризм как фактор риска
Первая и главная цель большинства автократов – избавиться от сдержек и противовесов собственной власти. Демократия, которая заслуживает называться таковой, требует не только периодических выборов, но и свободной общественной дискуссии, здорового гражданского общества, конкурирующих политических партий и независимого суда, способного защитить права личности и призвать чиновника к ответу по закону. Автократы же, как по учебнику, непременно обрушиваются на всех, кто ограничивает их власть: независимых журналистов, активистов, судей, политиков и правозащитников. Важность таких сдерживающих акторов наглядно показали события в США, где они не позволили Дональду Трампу украсть Выборы-2020, и в Бразилии, где президенту Жаиру Болсонару приходится учитывать такую вероятность с прицелом на выборы 2022 года.
Отсутствие демократических процедур освобождает автократа от необходимости отчитываться перед обществом и повышает вероятность того, что первое лицо будет обеспечивать лишь собственные политические интересы и интересы своего окружения или военных, обеспечивающих устойчивость режима. Авторитаризм позиционирует себя как более результативная модель, вот только круг бенефициаров такой результативности обычно оказывается довольно узким.
Последнее рельефно проявилось на фоне пандемии Covid-19. Большинство авторитарных лидеров долго делали вид, что ничего страшного не происходит, игнорировали научные факты, распространяли ложную информацию и не спешили принимать базовые меры для защиты жизни и здоровья населения. Мотивы могли быть самыми разными: от популистского заигрывания до ухода таким образом из-под огня критики за недостаточные меры по обеспечению эпидемиологической профилактики или по укреплению систем социальной защиты. По мере того как число заражений и смертей стремительно росло, некоторые такие лидеры переходили к угрозам, попыткам принуждения к молчанию или даже посадкам в отношении медиков, журналистов и других критиков, которые так или иначе заявляли о недостаточности принимаемых мер. А отсутствие активного общественного обсуждения только способствовало недоверию и усугубляло ситуацию.
В том или ином виде этот сценарий разыгрывался в Египте, Индии, Венгрии, Греции, Таджикистане, Бразилии, Мексике, Никарагуа, Венесуэле, Танзании при покойном президенте Магуфули и в США при Трампе. Для ряда государств пандемия стала удобным предлогом для запрещения оппозиционных демонстраций, в то время как провластные массовые мероприятия разрешались. Так было в Уганде, России, Таиланде, Камбодже и на Кубе.
Даже Китай, которому удалось тотальными локдаунами остановить у себя распространение вируса политикой официального замалчивания его передачи от человека к человеку в Ухане в первые три критические важные недели января 2020 года в итоге помог вирусу выйти за пределы страны, ведь за это время через Ухань успел пройти многомиллионный поток пассажиров. И Пекин до сих пор не идет на сотрудничество с независимым расследованием происхождения вируса.
Нередки также ситуации, когда автократы перенаправляют бюджетные ресурсы на решение собственных задач. В Венгрии, например, премьер Виктор Орбан пустил субсидии Евросоюза на строительство футбольных стадионов, бенефициарами которого были люди из его окружения, в то время как больницы были оставлены в плачевном состоянии. Египетский президент Абдель Фаттах ас-Сиси, бросив здравоохранение прозябать в нищете, обеспечивал благосостояние военных и процветание аффилированных с армией немалых бизнесов. Сам он был поглощен грандиозным проектом строительства новой столицы к востоку от Каира. В России на фоне экономического спада были увеличены бюджетные расходы на силовиков.
Способность авторитарных режимов оперативно принимать решения без оглядки на сдержки и противовесы парадоксальным образом может сыграть с ними злую шутку. Свободная дискуссия при демократии может замедлять процесс принятия решений, но, с другой стороны, обеспечивает возможность учета разных мнений. Авторитаризм склонен давить оппонентов, в результате чего мы видим такие несуразные шаги, как требование президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана снизить базовую ставку в условиях высокой инфляции. Бывший президент Шри-Ланки Махинда Раджапакса, рекордными темпами построив порт на китайские кредиты, вогнал проект в такие убытки, что Пекин в итоге получил над этим портом контроль на 99 лет. Экономика соседней Индии до сих полностью не оправилась от внезапной инициативы премьера Нарендры Моди изъять из оборота крупные купюры: мера, которая задумывалась как антикоррупционная, в реальности ударила по самым малообеспеченным, жизнедеятельность которых выстроена на наличных деньгах.
Председателю КНР Си Цзиньпину, последовательно укрепляющему свои позиции в руководстве страны, приходится решать проблемы, связанные с замедлением экономики, долговым кризисом, пузырем на рынке недвижимости, уменьшением доли трудоспособного населения и значительным неравенством. Все это – без свободного обсуждения путей развития гражданами Китая. Когда-то другой «великий кормчий» уже довел дело до катастрофических проектов «большого скачка» и «культурной революции», жертвами которых стали миллионы людей, но председатель Си вместо поощрения общественного обсуждения путей выхода из сегодняшней ситуации закрывает глаза на преступления против человечности в Синьцзяне, подчиняет законность своей воле, зачищает политическое пространство даже от союзников и «загружает» всю страну в облако тотальной цифровой слежки. Такая система единоличного принятия решений – верный путь к катастрофическим ошибкам.
Демократия как общественный запрос
Даже там, где интрузивная слежка и жестокие репрессии в итоге очищают улицы и площади от демонстрантов, сам факт, что многие выходили на протесты свидетельствует о наличии в обществе запроса на демократию. Репрессиями можно обеспечить покорность граждан, но не следует путать это с. Немного найдется людей, которые искренне хотели бы для себя угнетения, коррупции и неэффективного госуправления, - неизбежных спутников авторитаризма.
Многие автократические лидеры думали, что научились манипулировать избирателями через контролируемые выборы. Они периодически разрешают гражданам сходить на избирательные участки, но только если уверены в собственной победы. Для этого зачищается медийный контент, ограничивается работа неправительственных организаций, не допускаются до выборов соперники и избирательно раздаются государственные пособия. Иногда, чтобы отвлечь внимание от собственных сознательных или невольных провалов, автократы атакуют «козлов отпущения», в роли которых в зависимости от ситуации могли выступать иммигранты и искатели убежища, ЛГБТ люди, расовые или религиозные меньшинства, женщины, заявляющие о своих правах, и т.д. Зачастую этого оказывается достаточно, чтобы объявить о своей «победе» и при этом сохранить какую-то видимость легитимности.
Однако, по мере того как коррупция и неэффективность авторитарного режима становятся очевидными, часть избирателей перестают быть податливым материалом для провластных политтехнологов. В некоторых странах, где все еще допускается определенная степень политического плюрализма, стали формироваться коалиции, занимающие все более широкий диапазон политического спектра. Такие альянсы отражают растущее понимание того, что межпартийные разногласия уступают по значимости общей заинтересованности избавлении от коррумпированного или авторитарного правителя.
В Чехии такая коалиция одолела на выборах премьера Андрея Бабиша. В Израиле широкая коалиция положила конец долгому правлению премьера Биньямина Нетаньяху. Аналогичные оппозиционные альянсы в преддверии предстоящих выборов складываются против венгерского премьера Виктора Орбана и турецкого президента Реджепа Эрдогана. В США похожие процессы внутри Демократической партии помогли определиться с кандидатурой Джо Байдена как главного соперника Трампа на выборах 2020 года.
Выборы как фарс
В таких обстоятельствах управляемые выборы становятся менее эффективными, что вынуждает авторитарные режимы переходить ко все более откровенному манипулированию. На российские парламентские выборы 2021 года власти не допустили фактически никаких кандидатов из реальной оппозиции, одновременно запретив протесты и организовав беспрецедентное давление на критически настроенных журналистов и активистов. Оппозиционера Алексея Навального отправили за решетку вскоре после почти смертельного отравления нервно-паралитическим газом, его организации запретили как «экстремистские», и его команду пытались лишить возможности реализовать стратегию «умного голосования», которая предлагает поддержать сильнейших оппозиционных кандидатов, способного выиграть у кандидатов правящей партии.
В Гонконге, где неформальные праймериз среди демократических кандидатов создали вероятность разгромного поражения пропекинских сил, материковое правительство растоптало принцип «одна страна – две системы», ввело драконовский закон о «национальной безопасности», фактически похоронивший местные политические свободы, и разрешило баллотироваться только «патриотам». В Бангладеш, чтобы запугать и избирателей, и кандидатов, правительство Шейх Хасины прибегло к арестам, насильственным исчезновениям и казням оппозиционеров и задействовало силы безопасности.
Президент Никарагуа Даниэль Ортега отправил за решетку всех ведущих оппозиционеров и десятки критиков власти и лишил главные оппозиционные партии легального статуса. Примерно так же обошелся со своими реальными соперниками и президент Беларуси Александр Лукашенко, но не учел электорального потенциала Светланы Тихановской, которая выдвинулась вместо брошенного за решетку мужа и имела шансы на победу, если бы не украденные выборы, после которых ей пришлось покинуть страну.
В Уганде президент Йовери Мусевени, столкнувшись с молодым, харизматичным и популярным конкурентом, стал запрещать его митинги, а силы безопасности начали отстреливать его сторонников. В Иране клерикальная верхушка допустила к участию в президентских выборах исключительно «ястребов». В Узбекистане так и не зарегистрировали ни одну оппозиционную партию, чтобы никто не смог бросить реальный вызов второму сроку президента Шавката Мирзиёева. В Камбодже и Таиланде правительства распускали популярные оппозиционные партии и выдавливали в эмиграцию оппозиционных политиков.
На выходе из такого откровенного издевательства над выборами мы имеем уже не управляемую демократию, а «зомби-демократию» - ходячего мертвеца, фарс, даже отдаленно лишенный претензий на свободное и справедливое соперничество. Мы наблюдаем переход от манипулируемой кооптации к правлению, основанному на репрессиях и страхе. Кто-то может увидеть в этом беззастенчивом угнетении свидетельство нарастающей мощи автократии, но в действительности происходит как раз обратное: мы наблюдаем порывы отчаяния авторитаризма, осознающего утрату шансов на поддержку со стороны общества. Все эти лидеры, похоже, надеются, что сохранение демократических ритуалов будет менее провокационным, чем прямой отказ от демократии, но в итоге это оборачивается потерей даже той легитимности, на которую они рассчитывали, затевая спектакль с выборами.
Китайский квест: добиться признания
Политику китайских властей можно назвать вариациями на тему вышесказанного. На материке Пекин всегда относился к выборам с неодобрением. Руководящая и направляющая роль Компартии закреплена в Конституции, и в последние годы руководство страны все чаще говорит о превосходстве такой системы над превратностями демократии. При этом правительство почему-то идет на многое, чтобы избежать проверки своей теории практикой.
На международных форумах, таких как Совет ООН по правам человека, китайские официальные лица продвигают идею о том, что рост ВВП уже сам по себе служит достаточным индикатором прав человека. При этом предсказуемо парируются любые попытки оценить ситуацию с гражданскими и политическими правами, как в случае с отправкой в синьцзянские лагеря миллиона уйгуров и других мусульман тюркского происхождения, которых таким образом пытаются заставить забыть свою религию, культуру и язык. Отвергается и любая критика экономической и социальной политики, если речь идет о неравноправии или дискриминации.
Чтобы вывести себя из-под такого контроля, Пекин в своей внешней политике задействует широкий инструментарий кнута и пряника. Пряник – это проект «Один пояс и один путь», заявленный как инфраструктурная инициатива, основанная на «общей судьбе» (разумеется, под китайским руководством). Бюджет проекта – триллион долларов США, при этом контуры общей судьбы настолько невнятны, что это рассматривается коррумпированными лидерами как приглашение к «распилу», в то время как неподъемное долговое бремя вешается на население. Как выглядит кнут, стало понятно, когда Пекин обрушил экономические санкции на Австралию, посмевшую требовать независимого расследования происхождения Covid-19, или пригрозил заблокировать поставку вакцин в Украину, если Киев не отзовет свою подпись под межправительственным заявлением в Совете ООН по правам человека с осуждением репрессий в Синьцзяне. Наконец, Пекин практикует трансграничную цензуру, закрывая отдельным компаниям или целым странам доступ на свой рынок или угрожая представителям китайской диаспоры либо их оставшимся в стране родственникам.
С особенной неприязнью в Пекине относятся к идее неограниченного контроля со стороны собственных граждан, поэтому местных критиков ждет цензура, а подчас и арест. Когда Гонконг – единственная китайская территория, где тогда еще это было возможно, массовыми демонстрациями сказал свое «нет» диктатуре Компартии, Пекин ликвидировал там свободы слова и собраний. Похожий страх получить отпор от своего народа наблюдается и у других диктаторских и монархических режимов, которые никогда не рисковали играть даже в «управляемые» выборы. Это Куба, Вьетнам, КНДР, Туркменистан, Эсватини, Саудовская Аравия и ОАЭ.
Власть любой ценой
Логика автократического правления с неизбежностью ведет к тому, чтобы удержаться у власти любой ценой, и некоторые лидеры ради этого даже готовы ввергнуть страну в гуманитарную катастрофу. Едва ли не самым ярким выразителем этой циничной логики выступает сирийский президент Башар Асад, не гнушающийся бомбить – с российской помощью – больницы, школы, рынки и жилые кварталы в тех районах, которые контролируются вооруженной оппозицией. В результате часть страны превратилась в обезлюдевшие руины. Похожий результат, хотя и несколько иными средствами, демонстрирует в Венесуэле президент Николас Мадуро: гиперинфляция, коллапс экономики и миллионы беженцев.
Галерею примеров аналогичного пренебрежения благосостоянием общества могли бы продолжить мьянманская хунта и афганские талибы, а также правительство Эфиопии, продолжающее конфликт в Тыграе, и суданские военные, хотя последние, вроде бы, сейчас пытаются изображать возвращение к тому, чтобы делить власть с продемократическими силами. И надежды на помощь апологетов авторитаризма, как Китай, Россия, Саудовская Аравия или ОАЭ, чаще всего не спасают от разрушительного сценария.
Наступление авторитаризма, о котором так много рассуждают, на поверку оказывается куда более хрупким, чем принято считать. Сталкиваясь лицом к лицу с гражданами, выходящими на улицу с требованием демократии, и с широкими политическими коалициями, готовыми встать на защиту демократии, или с неприемлемыми издержками при попытке манипулировать выборами, когда эгоизм власти становится очевидным для общества, автократические лидеры нередко обращаются в паническое бегство. И если отбросить дискурс вокруг того, что автократы сегодня в тренде, их положению едва ли можно позавидовать.
Демократии не на высоте
К сожалению, когда речь заходит о лечении болезней общества, сегодняшние демократии тоже выглядят отнюдь не блестяще. Принято считать, что демократии, в конечном итоге, своим подъемом или падением обязаны силе своего примера, но этот пример слишком часто оказывается разочаровывающим. Уровень нынешних демократических лидеров не отвечает тем вызовам, перед которыми оказался мир.
Следует иметь в виду, что демократии по своей природе не предполагают наличия стройной вертикали власти. Разделение властей неизбежно замедляет процесс реализации властных полномочий, но это та цена, которую приходится платить за то, чтобы избежать тирании, - такой является становым хребтом американской политической системе. Проблема в том, что неэффективность нынешних демократий выходит за рамки традиционных недостатков системы сдержек и противовесов, причем не помогает даже присущий им плюрализм в лице свободных СМИ, динамичного гражданского общества и независимых законодательных и судебных институтов, требующих от правительства решения серьезных проблем.
Острейшая вопрос – это изменение климата, но демократические лидеры отделываются полумерами и не производят впечатление способных ради решительных шагов подняться выше национальных и групповых интересов. В условиях пандемии демократии сумели беспрецедентно быстро создать мРНК- вакцины, но не смогли или не захотели сделать так, чтобы это знание оказалось доступным населению стран с низким доходом. Последнее привело к бесчисленным смертям, которых можно было бы избежать, и к повышению вероятности появления резистентных штаммов.
Некоторые демократические правительства принимали меры для смягчения экономических последствий локдаунов, которые вводились для защиты людей и замедления распространения вируса, но так и не занялись ни решением более широкой и системной проблемы массовой бедности и неравенства, ни созданием таких систем социальной защиты, которые были бы адекватны следующему неизбежному экономическому кризису. Демократии регулярно обсуждают угрозы, исходящие от новых технологий, но пока делают только первые робкие шаги в направлении выработки решений по таким аспектам, как распространение соцсетями ненависти и дезинформации, масштабное вторжение в частную жизнь как экономическая модель, интрузивность новых инструментов слежки, издержки искусственного интеллекта.
Да, все эти проблемы достаточно масштабны, но, как показывает дискуссия вокруг климата, чем больше масштаб проблемы, тем более очевидной становится ответственность каждого правительства за вклад в ее решение. Признание этого факта открывает путь к большей подотчетности, но многие демократические лидеры все еще рассчитывают отделаться ни к чему не обязывающими обещаниями, за невыполнение которых с них никто не спросит. Едва ли такую осторожность можно назвать рецептом эффективности.
На внешнем фронте эти демократии тоже не могут похвастаться большими достижениями. Там, где они должны были бы последовательно поддерживать продемократические силы, они часто опускаются до компромиссов реальной политики, когда принципиальная защита демократии приносится в жертву поддержке авторитарных «друзей» ради сдерживания миграции, борьбы с терроризмом или поддержания «стабильности». Одними из главных бенефициаров такой перевернутой логики стали президент Египта Абдель Фаттах ас-Сиси и президент Уганды Йовери Мусевени.
В русле той же логики лежат и причины общего молчания, которым демократические лидеры встречают нарастание авторитаризма в Индии, только теперь речь идет о сдерживании Китая. США, Евросоюз, Великобритания, Канада и Австралия – все они взяли курс на развитие сотрудничества с правительством Нарендры Моди в таких областях, как безопасность, технологии и торговля, лишь мельком упоминая «общие демократические ценности» и не проявляя никакой готовности призывать Дели к ответу за подавление гражданского общества и нежелание или неспособность защитить религиозные меньшинства от насилия.
Неоднозначные сигналы Байдена
В отличие от Трампа, который в бытность президентом США охотно водил дружбу с «правильными» автократами, Байден пришел в Белый дом на обещаниях такого внешнеполитического курса, в основе которого лежали бы права человека. Однако это не помешало ему продавать оружие Египту, Саудовской Аравии, ОАЭ и Израилю, закрывая глаза на системные репрессии в этих странах. Что касается авторитарного тренда в Центральной Америке, то здесь Байден ограничился главным образом традиционным недругом – Никарагуа, в то время как в отношения с другими государствами его больше интересовали вопросы ограничения миграции. Та же миграционная проблематика доминировала и в отношениях с Мексикой, а нападкам ее президента Андреса Мануэля Лопеса Обрадора на СМИ и судебную систему и на его ковидный нигилизм не уделялось должного внимания.
Во время ключевых саммитов возникало впечатление, что Байден лишался голоса, когда нужно было публично осудить грубые нарушения прав человека. Госдепартамент время от времени озвучивал протесты против репрессий в тех или иных странах, а в самых одиозных ситуациях администрация Байдена вводила санкции в отношении отдельных должностных лиц, но зачастую это не сопровождалось веским голосом президента. После встреч с председателем Си и президентами Путиным и Эрдоганом Байден ограничивался упоминанием о том, что они обсуждали «права человека» - без какой-либо конкретики о том, что именно было сказано и какие могут быть последствия в случае продолжения репрессий. В результате народы Китая, России и Турции – главные субъекты перемен, которые в эти трудные времена могли бы воспользоваться дополнительной поддержкой, - оставались в неведении относительно того, в чем именно эта поддержка заключалась.
Отношение Байдена к международным институтам также отличалось селективностью, хотя даже это выглядело прорывом на фоне трамповских эскапад. При Байдене США избрались в Совет ООН по правам человека, из которого вышли при Трампе, вернулись во Всемирную организацию здравоохранения после заявлений Трампа о намерении разорвать с ней все отношения и вернулись в состав участников отброшенного Трампом Парижского соглашения по климату.
Наконец, Байден отменил санкции, введенные Трампом в отношении главного прокурора Международного уголовного суда. В то же время он сохранил курс администрации на непризнание расследования американских пыток в Афганистане или израильских военных преступлений и преступлений против человечности на оккупированных территориях, хотя и Афганистан, и Палестина признали юрисдикцию суда, а правительства США и Израиля не осуществляли добросовестного уголовного преследования на национальном уровне.
Европейская избирательность
Похожую слабость в том, что касается защиты демократии, демонстрировали и другие западные лидеры. Правительство Ангелы Меркель помогало согласовывать глобальное осуждение преступлений против человечности в китайском Синьцзяне, но в период председательства Германии в ЕС поддерживало инвестиционную сделку с Пекином, несмотря на использование последним принудительного труда уйгуров. Вместо того чтобы увязать договоренности с прекращением использования принудительного труда не говоря уже о присоединением к соответствующей конвенции Международной организации труда, федеральный канцлер удовлетворилась обещанием китайской стороны подумать насчет возможного присоединения к конвенции в какой-то момент в будущем. Остановить эту беспринципность смог только Европарламент.
Правительство Эммануэля Макрона также участвовало в организации широкого осуждения практики китайских властей в Синьцзяне, но отмалчивалось по поводу удручающей ситуации с правами человека в Египте, население которого при президенте Абдель Фаттахе ас-Сиси подвергается худшим репрессиям за всю современную историю страны. Это не мешало Франции продолжать поставки оружия Каиру, а президент ас-Сиси даже стал кавалером ордена Почетного легиона – высшей французской награды. Аналогичным образом Макрон объявил о грандиозной оружейной сделке с Абу-Даби, несмотря на причастность военных ОАЭ к бесчисленным незаконным нападениям на гражданское население в Йемене, и стал первым западным лидером, встретившимся с саудовским кронпринцем Мухаммедом бен Сальманом после убийства в 2018 г. независимого журналиста Джамаля Хашогги. Наконец, французское правительство никак не отреагировало на продолжение деятельности в Мьянме компании Total, хотя генерируемые этой деятельностью денежные потоки использовались хунтой для финансирования преступлений против человечности.
Евросоюз до сих пор не воспользовался своими новыми полномочиями, чтобы увязать масштабные субсидии Венгрии и Польше с уважением авторитарными лидерами этих стран демократии, прав человека и законности. Брюссель даже не пошел на то, чтобы признать Будапешт и Варшаву «серьезными нарушителями» ценностей Договора о Европейском союзе после того, как в рамках 7-й статьи в отношении обоих государств была инициирована процедура проверки в связи с посягательствами на демократию. А когда Варшава закрыла для мигрантов границу с Беларусью, возникли опасения, что это может послужить Евросоюзу очередным поводом, чтобы и дальше игнорировать посягательства польских властей на независимость суда и на права женщин и ЛГБТ людей. При сохранении такого курса ЕС как сообщество демократий рискует деградировать до уровня заурядного торгового блока.
В более широком плане немногие отдельные государства все чаще злоупотребляли принципом консенсуса в вопросах общеевропейской внешней политики, чтобы саботировать оперативное, принципиальное и твердое коллективное реагирование Евросоюза на ситуации, связанные с посягательствами на демократию и права человека. И все же большинство государств ЕС сделали выбор в пользу того, чтобы действовать единым фронтом. Глава европейской внешнеполитической службы Жозеп Боррель также продемонстрировал готовность самостоятельно отстаивать устоявшиеся подходы без оглядки на согласование со всеми государствами-членами в каждом конкретном случае.
Глобальная непоследовательность
За пределами западного мира наблюдались как минимум отдельные попытки отстоять демократию в ситуациях прямых военных переворотов, как это было в случае с реакцией АСЕАН на события в Мьянме и Африканского союза – на события в Судане, Гвинее и Мали.
Однако это не сопровождалось сопоставимой заинтересованностью в решении эндемичных проблем нарушений прав человека такими «привычно» авторитарными государствами, как Вьетнам, Камбоджа и Таиланд в Азии или Руанда, Уганда и Египет в Африке. Организация американских государств осудила диктатуру в Венесуэле и Никарагуа, но до сих пор мирится с авторитарными тенденциями в Бразилии и Сальвадоре. Мало кто потребовал от Шри-Ланки уважения прав человека, когда к власти там вернулись братья Раджапакса с их предыдущим послужным списком военных преступлений.
Если обратиться к Ближнему Востоку, то там авторитарные правительства, в особенности Саудовская Аравия и ОАЭ, финансово и иным образом поддерживали репрессивный режим ас-Сиси в Египте, приветствовали захват всей полноты власти в Тунисе президентом Каисом Саидом и продолжали поддерживать политику нулевой толерантности в отношении инакомыслия в Бахрейне. Тегеран по-прежнему обеспечивал сохранение власти Башаром Асадом, несмотря на преступления против человечности, которыми сопровождалось подавление вооруженной оппозиции в Сирии. В Ливии оружие абьюзивным акторам поставляли и ОАЭ, и Турция, и Россия, и Египет.
В тоже время Кремль активно поддерживал в западных демократических странах политиков крайне правого спектра с расчетом на то, что они дискредитируют саму идею демократии и это ослабит давление на Россию, от которой требуют уважать демократические чаяния граждан.
ООН: несбывшиеся надежды
Генеральный секретарь Антониу Гутерриш, вместо привычных нравоучительных формулировок, которые правительства не воспринимали как обязательные к исполнению, в минувшем году продемонстрировал несколько большую готовность к адресной критике государств, нарушающих права человека. Однако круг адресатов такой критики ограничивался преимущественно слабыми правительствами, которые и без того находились в положении изгоев, как в ситуации с хунтой в Мьянме после переворота. И даже после того, как Гутерриш обеспечил свое переназначение на второй срок и у него больше не было оснований опасаться китайского вето, он отказывался публично осуждать преступления против человечности со стороны китайских властей в Синьцзяне.
Необходимость соответствовать моменту
Ставки высоки, исход противостояния между авторитаризмом и демократией остается неясным. Статистика низкой результативности неподотчетных правительств для граждан переводит авторитарные режимы в оборону на фоне нарастания массовых протестов, формирования широких продемократических коалиций и падения управляемости выборами (без превращения их в шараду).
Каким бы широким ни был запрос на демократию, ее судьба во многом зависит от действий демократических лидеров. Способны ли они дать ответ на стоящие перед нами тектонические вызовы? Согласны ли они поднять, а не принизить уровень
общественной дискуссии? Готовы ли в собственной стране и за ее пределами последовательно руководствоваться теми принципами демократии и прав человека, защитниками которых они себя позиционируют? Быть лучшим из худших может оказаться недостаточно, если разочарование общества в демократических лидерах выльется в равнодушие к демократии как таковой. Интересы защиты прав человека требуют не только обуздания авторитарных репрессий, но и повышения планки для демократических лидеров.