«У нас не было выбора»

Belkis Wille

1 сентября 2022

«У нас не было выбора»

«Фильтрация» и преступление принудительного перемещения украинского населения в Россию

Краткое содержание

С тех пор как 24 февраля 2022 г. Россия начала полномасштабное вторжение в Украину, российские и связанные с Россией власти принудительно вывозят граждан Украины, в том числе местных жителей, бегущий из районов боевых действий, в оккупированные Россией районы Украины или в Российскую Федерацию. Это серьезное нарушение законов войны, которое является военным преступлением, а в некоторых случаях может быть признано даже преступлением против человечности. Многие из тех, кто подвергся принудительному перемещению, – жители долго находившегося в осаде и на данный момент оккупированного Россией Мариуполя.

Кроме того, российские и связанные с Россией власти подвергли тысячи украинцев принудительной процедуре проверки, которые они называют «фильтрацией». В ходе фильтрации, как правило, осуществлялся сбор биометрической информации – в частности, у людей брали отпечатки пальцев, их фотографировали в фас и в профиль. Кроме того, сотрудники фильтрационных пунктов обыскивали людей, перетряхивали их вещи, изучали содержимое их телефонов и задавали им вопросы по поводу их политических взглядов. В ожидании процедуры фильтрации люди фактически подвергались интернированию. Многие из них рассказывают, что их селили в переполненных, не приспособленных для жизни помещениях. Ожидание занимало от нескольких часов до почти месяца.

Необходимо отметить, что принудительное перемещение и фильтрация – это два разных действия, каждое из которых по-своему нарушает права гражданских лиц, хотя, безусловно, многие украинцы столкнулись с обоими этими нарушениями.

В докладе приводятся документальные свидетельства принудительного перемещения местного населения из Мариуполя и Харьковской области в Россию или оккупированные Россией районы Украины. В отличие от комбатантов, которые, будучи захвачены в плен, получают статус военнопленных и могут быть вывезены на территорию противника, гражданское население согласно международному гуманитарному праву, или законам войны, не может подвергаться принудительному перемещению. Принудительное перемещение гражданских лиц может быть признано военным преступлением или преступлением против человечности, и виновные в нем могут быть привлечены к судебной ответственности. В докладе описывается, как российские военные, а также другие представители российских и связанных с Россией властей различными способами оказывали давление на бегущих из районов боевых действий местных жителей, принуждая их выезжать в Россию или в так называемую «Донецкую Народную Республику» («ДНР»), т.е. часть Донецкой области, контролируемую связанными с Россией вооруженными группами и находящуюся в настоящее время под российской оккупацией. (Любое упоминание «ДНР» в тексте доклада используется исключительно для обозначения географического района и не должно интерпретироваться как признание легитимности данного образования). Кроме того, в докладе описывается, с какими трудностями сталкивались люди, не желавшие выезжать в Россию и пытавшиеся бежать из Мариуполя на контролируемую Украиной территорию, или те, кого вывезли в Россию и кто пытался уехать оттуда в какую-то третью страну – и как при этом нарушались их права.

20 июня украинский вице-премьер Ирина Верещук сообщила, что в Россию были принудительно вывезены 1,2 млн украинцев, в том числе 240 тысяч детей. В конце июля российское информационное агентство ТАСС сообщало, что с территории Украины в Российскую Федерацию прибыли 2,8 млн человек, в том числе 448 тысяч детей. В сообщении было также указано, что примерно у половины из прибывших в Россию граждан Украины были паспорта ДНР или «Луганской Народной Республики», т.е. части Луганской области, контролируемой связанными с Россией вооруженными группировками и находящейся в настоящее время под российской оккупацией. (Любое упоминание «ЛНР» в тексте доклада используется исключительно для обозначения географического района и не должно интерпретироваться как признание легитимности данного образования).

На данный момент невозможно установить, сколько всего украинцев было вывезено в Россию (как с их согласия, так и против их воли), однако с учетом того, каким образом зачастую была организована и осуществлялась эта процедура (когда людей массово вывозили в Россию при том, что они рассчитывали оказаться на контролируемой Украиной территории), эти действия могут быть квалифицированы как незаконное принудительное перемещение гражданского населения.

Российские и связанные с Россией власти организовали для местных жителей бесплатные эвакуационные автобусы, идущие в Россию. При этом некоторым людям говорили, что у них нет выбора: они могут только или оставаться в оккупированных Россией районах, или ехать в Россию, а про том, чтобы выехать на территорию, контролируемую Украиной, они могут «забыть». «Если бы нам дали возможность уехать в Украину, мы бы, конечно, лучше уехали туда, – сказала одна жительница Мариуполя, которую вывезли в Россию. – Но у нас не было выбора. У нас не было такой возможности». Некоторые люди рассказывают, что на блокпостах военные и другие стоявшие там люди велели украинским беженцам выезжать в Россию или в ДНР. Военные, собиравшие гражданских лиц на оккупированных территориях, говорили им то же самое, хотя в некоторых случаях российские военные давали желающим возможность выехать на территорию, контролируемую Украиной.

Некоторые из опрошенных людей говорили, что уехали в Россию по собственному желанию. В частности, среди них были мужчины, которые таким образом хотели обойти запрет на выезд из страны, поскольку в Украине в условиях военного положения мужчинам в возрасте от 18 до 60 лет выезжать запрещено.

Мариупольцы, у которых были средства, чтобы выехать из города на частном транспорте, а не на предоставленных российской стороной эвакуационных автобусах, имели возможность выехать на территорию, контролируемую Украиной. Иногда для этого нужно было сначала пройти фильтрацию, но в некоторых случаях у людей была возможность выехать на контролируемую Украиной территорию и не проходя этот процесс.

При выезде из Мариуполя людям часто приходилось пересекать местность, где шли ожесточенные бои и происходили постоянные обстрелы. Они ехали мимо обгоревших руин, по улицам, усеянным телами убитых. Кроме того, в пути их по несколько раз останавливали на блокпостах, где российские и связанные с Россией военные многократно допрашивали и обыскивали их. В конечном итоге им удалось выехать на контролируемую Украиной территорию и добраться до Запорожья, где их встретили волонтеры и сотрудники гуманитарных организаций, оказавшие им необходимую помощь.

В восточной части Харьковской области, прилегающей к российской границе, принудительному перемещению подверглись жители нескольких сел (Липцы, Русская Лозовая, Терновая и др.) и одного города, хотя им и не пришлось проходить фильтрацию на оккупированной территории. 70-летний мужчина из села Русская Лозовая рассказывает, что российские военные, убеждая его бросать дом и уезжать, говорили: «Вы жили под нами, поэтому, если придут ВСУ, вас накажут. Вас расстреляют». Сам этот мужчина отказался уезжать, но сотни семей из этого села, в том числе его сосед, послушались и уехали в Россию.

На российской границе большинство украинцев проходили повторную процедуру фильтрации, после чего их отправляли в различные регионы России. Многие из них сейчас оторваны от родных и близких. Как рассказывают их родственники и волонтеры, которые помогают оказавшимся в России украинцам выбраться из страны, зачастую они напуганы, потеряны и не понимают, чего им ждать.

Некоторые украинцы, оказавшись в России, были вынуждены под давлением подписать заявления о том, что они якобы были свидетелями военных преступлений, совершаемых украинскими военными (либо они не подписывали такие заявления сами, но видели, как их подписывали другие). Некоторые имели возможность пользоваться смартфонами и социальными сетями и обращались за помощью к активистам, которые помогали им выехать из России в Эстонию, Латвию или Грузию. Однако на границе у них иногда возникали проблемы, поскольку, поспешно уезжая из Украины под обстрелами, многие не успели взять с собой необходимые документы.

В докладе также рассказывается о том, как ходе проведения проверок в фильтрационных пунктах представители ДНР и российские власти собирали огромные массивы персональных (в том числе биометрических) данных украинских граждан. У российских властей могут быть законные основания для проведения необходимых проверок в отношении людей, добровольно желающих въехать на территорию Российской Федерации, однако процесс фильтрации был организован таким образом, что в ходе него граждане Украины систематически подвергались жестокому и унизительному обращению. В массовом порядке проводится незаконный сбор персональных данных: российские и связанные с Россией власти без всяких законных оснований собирают за пределами Российской Федерации информацию о людях, которые не являются гражданами РФ. Это явное нарушение права на неприкосновенность личной жизни. Люди, которые подвергаются этой процедуре, могут в дальнейшем столкнуться с преследованиями и другими посягательствами на их права. Так, например, в Мариуполе, если российские и связанные с Россией военные подозревали гражданских лиц в связях с ВСУ, их задерживали и отправляли на фильтрацию. Впоследствии, стремясь закрепиться в оккупированных районах южной Украины, российские власти стали более широко применять эту практику. В некоторых случаях местные жители понимали, что если они хотят, чтобы им позволили покинуть район активных боевых действий или хотя бы просто проехать по дороге, контролируемой российскими или связанными с Россией военными, им придется пройти проверку или фильтрацию.

В селах Безыменное и Казацкое на территории ДНР почти 200 человек были фактически интернированы после того, как прошли процесс фильтрации и получили справки, подтверждающие успешное прохождение проверок. На протяжении 40 с лишним дней власти ДНР отказывались возвращать им паспорта и не давали им уехать из села. Люди ютились в здании местной школы или дома культуры в условиях антисанитарии, питаясь скудными пайками.

В докладе также говорится, что в ДНР тех, кто «не проходил» фильтрацию (по-видимому, в связи с тем, что их подозревали в связях с ВСУ или националистическими движениями), задерживали. Про некоторых из задержанных до сих пор неизвестно, что с ними случилось и где они находятся. Их родственники считают, что они стали жертвами насильственного исчезновения. В докладе отсутствует информация о том, что происходило с этими людьми в дальнейшем, однако есть серьезные основания опасаться, что этим людям может грозить серьезная опасность. Они могут подвергаться пыткам и другим видам жестокого обращения. В некоторых случаях их жизни может грозить опасность – особенно если они стали жертвой насильственного исчезновения.

Ранее Human Rights Watch публиковала материалы о том, что российские и связанные с Россией войска производят произвольные задержания представителей гражданского населения Украины, а затем незаконно вывозят их в следственные изоляторы и исправительные колонии на территории России. Однако те практики, о которых говорится в настоящем докладе, – это другая, отдельная категория нарушений.

Доклад подготовлен на основе показаний 18 выехавших в Россию человек: 15 человек из Мариуполя, одного из Донецка и двух из Харьковской области. Десять из этих 18 человек проходили процесс фильтрации. Кроме того, сотрудники Human Rights Watch опросили еще восемь человек, которые прошли фильтрацию в ДНР, но сумели выехать на контролируемую Украиной территорию и таким образом избежали перемещения в Россию.

В докладе также приводятся использованы свидетельства 21 жителя Мариуполя и Харькова, у которых в Россию вывезли родственников или друзей. Большинство из этих вывезенных в Россию людей, насколько известно опрошенным, до сих пор находятся в России. Сотрудники Human Rights Watch записали также свидетельства восьми юристов и активистов, которые помогают вывезенным в Россию украинцам, в том числе с выездом в страны ЕС.

Кроме того, сотрудники Human Rights Watch опросили десятки мариупольцев, которым удалось бежать из района боевых действий на контролируемую Украиной территорию, не проходя фильтрацию. Мы опрашивали их с целью собрать информацию о нарушениях международного гуманитарного права в Мариуполе, в том числе о неизбирательных бомбардировках и артиллерийских обстрелах, о ситуации в городе с продовольствием, водой и другими гуманитарными потребностями, а также о том, с чем им пришлось столкнуться, выбираясь из города.

Большинство задокументированных нами случаев, когда граждан Украины вывозили из Мариуполя или Харьковской области в Россию, можно квалифицировать как принудительное перемещение. Согласно законам войны, российские и связанные с Россией власти не имеют права заставлять граждан Украины эвакуироваться в Россию – ни в индивидуальном, ни в массовом порядке. Принудительное перемещение – это военное преступление, а в некоторых случаях и преступление против человечности. При этом, даже если человек соглашается на переезд, но делает это только потому, что опасается в случае отказа столкнуться с насилием, жестоким обращением или лишением свободы, и если оккупирующая сторона использует тяжелую обстановку для того, чтобы склонить людей к переезду, это также считается принудительным перемещением. Перемещение гражданских лиц не может быть оправдано соображениями гуманитарного характера, если оккупирующая сторона сама спровоцировала гуманитарный кризис своими действиями.

Среди опрошенных Human Rights Watch было по крайней мере пять человек, про которых можно сказать, что они выехали в Россию по собственной воле, поскольку они упоминали, что поехали в Россию в надежде потом перебраться в ту или иную европейскую страну. Такого рода случаи не считаются принудительным перемещением.

На всех оккупированных в настоящее время украинских территориях российские и связанные с Россией власти должны обеспечить гражданскому населению возможность при желании безопасно выехать на контролируемую Украиной территорию независимо от того, имеется ли у человека личный автотранспорт. Когда люди садятся в эвакуационные автобусы, которые идут в Россию, их должны четко информировать о том, куда направляется этот автобус – и если человек не хочет ехать в Россию, ему должны быть предложены другие варианты. На гражданских лиц не должно оказываться никакого давления с целью принудить их ехать в Россию. Тем, кто хочет вернуться в Украину, нужно оказываться соответствующее содействие.

Российские власти имеют право проводить необходимые проверки в отношении тех, кто желает въехать на территорию РФ, однако они должны прекратить практику сбора и хранения биометрических данных в ее нынешнем виде. Биометрические данные могут собираться только на законных основаниях и только в минимально необходимом объеме. Люди должны быть проинформированы, для чего собираются их данные, каким образом они будут использоваться и как долго они будут храниться.

Чтобы в отношении совершаемых на территории Украины серьезных нарушений законов войны, в том числе случаев насильственного перемещения, а также других серьезных нарушений прав гражданского населения – таких, как фильтрация, было проведено соответствующее расследование и чтобы виновные были привлечены к ответственности, Украине нужно ратифицировать подписанный ей в 2000 г. Римский статут Международного уголовного суда.

Методология

Сотрудники Human Rights Watch опросили 20 жителей Мариуполя, проходивших процесс фильтрации в ДНР в период с 15 марта по 6 мая в населенных пунктах Амвросиевка, Безыменное, Докучаевск, Донецк, Казацкое, Качкарское, Мангуш, Никольское (бывшее Володарское), Новоазовск, Первомайск, Сартана, Старобешево, Успенка, Хомутово и Широкино[1]. Пройдя фильтрацию в ДНР, семеро из опрошенных остались в Украине, а остальные 13 выехали в Россию либо сами по себе, либо с друзьями или родственниками. Еще двое опрошенных из Мариуполя выехали в Россию, не проходя фильтрации.

Среди опрошенных был один мужчина из Донецка, который бежал из ДНР, чтобы избежать мобилизации. Он заплатил «перевозчику», чтобы его вывезли из Донецка в Россию, и мужчина, который предположительно состоял в одном из вооруженных формирований ДНР, провел его через границу без фильтрации и проверок.

Кроме того, сотрудники Human Rights Watch опросили семь человек из Мариуполя, родственники или друзья которых, по словам опрошенных, прошли фильтрацию в ДНР и затем выехали в Россию и остались там (за исключением одного человека, который вернулся в Мариуполь). Еще четверо опрошенных сказали, что их родственники не прошли фильтрацию и содержатся под стражей в ДНР.

Сотрудники Human Rights Watch опросили двух женщин из Харьковской области, которых принудительно вывезли в Россию (одну из них вывезли вместе с ее партнером). Еще десять человек из Харьковской области рассказали сотрудникам Human Rights Watch, что они слышали про организованную эвакуацию из их населенных пунктов или из соседних сел и что у них были родственники или знакомые, которые согласились эвакуироваться, но сами эти люди отказались уезжать.

Сотрудники Human Rights Watch опросили восемь юристов-правозащитников и активистов в России и Европе, помогающих украинцам выехать из России.

К моменту публикации доклада все 18 из опрошенных украинцев, которые выехали в Россию, уже покинули РФ и перебрались в страны Евросоюза или Грузию – как правило, с помощью российских, украинских или европейских активистов. Однако трое из них на момент первоначальной беседы с Human Rights Watch все еще находились в России.

Сотрудники Human Rights Watch связались еще к 12 украинцами, которых вывезли в Россию, но поскольку те на тот момент находились в России, они отказались отвечать на вопросы, опасаясь возможных репрессий.

Поскольку в апреле 2022 г. российские власти закрыли представительство Human Rights Watch в России[2], у нас не было возможности общаться с находящимися в России людьми очно и лично посетить центры временного размещения для украинских беженцев.

В связи с этими ограничениями опросить в рамках этого доклада удалось только украинцев, у кого были финансовые возможности или доступ к социальным сетям или кому активисты помогли уехать из России. Таким образом, их свидетельства не в полной мере отражают то, с чем столкнулись многие другие украинцы, до сих пор находящиеся в России, – те, кто оказался в России помимо своей воли и кто остается там помимо своей воли. Чтобы оценить в полном объеме, как нарушались и нарушаются права украинцев, принудительно вывезенных в Россию, потребуются дополнительные исследования.

В общей сложности в период с 22 марта по 28 июня 2022 г. сотрудники Human Rights Watch опросили 117 украинцев из Мариуполя и Харьковской области, чтобы понять, подвергались ли они сами или их родные и знакомые фильтрации и принудительному перемещению в Россию.

На основе интервью с этими людьми сотрудники Human Right Watch выявили определенные общие тенденции. Так, например, большинство из этих людей бежали из Мариуполя на личном автотранспорте и не подвергались фильтрации и принудительному перемещению (в силу причин, которые изложены ниже, в другом разделе данного доклада). Многие из тех, кто выезжал на территорию, контролируемую Украиной, направлялись в первую очередь в Запорожье, примерно в 220 км от Мариуполя. В период с середины марта до середины мая сотрудники Human Rights Watch опросили 93 мариупольцев, уехавших из города. 78 из них добрались до Запорожья, где их встретили волонтеры и сотрудники гуманитарных организаций, оказавшие им необходимую помощь. 62 из них выехали из города на личном автотранспорте и проехали 80 км по контролируемой российскими силами территории, где их многократно останавливали на блокпостах российские военные. В основном они ехали через Бердянск, который к тому моменту уже контролировался российскими войсками, и далее на Запорожье.

Кроме того, сотрудники Human Rights Watch опросили четырех человек, которые на личном автотранспорте выехали из Мариуполя в Россию.

21 человек вышел из Мариуполя пешком – либо потому, что их машины были уничтожены, либо потому, что у них изначально не было машины. Из 18 человек, которые отправились в Россию, 11 явились на сборные пункты, поскольку слышали (либо от российских военных или членов связанных с Россией вооруженных формирований, либо просто от знакомых), что туда подают эвакуационные автобусы, на которых можно выехать из города. Однако, придя на сборный пункт, они обнаружили, что автобусов, идущих на контролируемую Украиной территорию, там нет. Вместо этого их отвезли в Россию.

Помимо тех опросов, которые проводились для данного доклада, сотрудники Human Rights Watch опросили десятки других людей, которые бежали на личных машинах и эвакуационных автобусах из оккупированных Россией районов Донецкой, Херсонской, Луганской и Запорожской областей и которые говорили, что в тех районах, откуда они бежали, насколько им известно, не проводилось никакой фильтрации.

В Россию в связи с боевыми действиями выехало большое число украинцев. Учитывая вышеупомянутые ограничения, важно понимать, что представленные в данном докладе случаи, скорее всего, не в полной мере отражают все то, с чем сталкивались граждане Украины в процессе фильтрации и перемещения в Россию.

Сотрудники Human Rights Watch опрашивали людей очно (если они находились в Украине на территории, контролируемой правительственными войсками) или удаленно. В некоторых случаях при разговоре, помимо опрашиваемых, присутствовали их супруги или другие родственники. Таких людей мы не включали в общее число опрошенных – если только их не опрашивали потом отдельно.

Интервью проводились на украинском языке через переводчика или по-русски. Из соображений безопасности Human Rights Watch не раскрывает фамилии опрошенных людей, а в некоторых случаях и их имена.

Наименования «Донецкая Народная Республика» («ДНР») и «Луганская Народная Республика» («ЛНР») используются в докладе исключительно для обозначения районов, контролируемых связанными с Россией вооруженными группами, и не должны интерпретироваться как признание легитимности данных образований.

5 июля Human Rights Watch направила властям Российской Федерации письмо с изложением установленных фактов и рядом вопросов, но запрос остался без ответа.

Предыстория

Отдельные районы Украины находятся под российской оккупацией начиная с 2014 года[3]. В качестве реакции на Майдан – масштабные выступления против правительства, возглавляемого пророссийским президентом, Россия в 2014 г. захватила и оккупировала Крым, а также поддержала антиправительственные выступления вооруженных групп в отдельных районах Донецкой и Луганской областей[4]. Активные боевые действия между Вооруженными Силами Украины и этими пророссийскими вооруженными формированиями, которым периодически оказывали прямую поддержку подразделения регулярной российской армии, завершились в феврале 2015 г. с подписанием соглашения о прекращении огня[5]. В последующие годы соглашение о прекращении огня регулярно нарушалось: стороны нередко открывали огонь на линии соприкосновения и обстреливали позиции друг друга[6]. 24 февраля 2022 г. Россия начала полномасштабное вторжение в Украину и оккупировала районы, которые боевики называют «Донецкой Народной Республикой» и «Луганской Народной Республикой») (сокращенно – «ДНР» и «ЛНР»)[7].

Российские власти выдвигают множество аргументов в оправдание своего вторжения и развязанной ими войны против Украины. В основном они сводятся к заведомо ложным тезисам: якобы Россия спасает людей, у которых «вся надежда – на Россию», от украинских властей, которых российское руководство несправедливо называет «нацистами», стремящимися уничтожить в Украине русскоязычное население[8]. Таким образом, когда российские власти под видом эвакуации вывозят гражданское население Украины из районов активных боевых действий в оккупированные ими районы Украины или в Российскую Федерацию, это не просто стремление защитить гражданское население от опасностей войны, а целенаправленные действия по достижению тех политических задач, которые российское руководство озвучивало накануне и в ходе данного конфликта.

Осада Мариуполя

Мариуполь – это стратегически важный портовый город на юго-востоке Украины. До войны его население составляло примерно 430 тысяч человек[9]. 2 марта 2022 г. российские войска и связанные с Россией вооруженные группы взяли город в кольцо. Мариуполь и до этого был зажат между двумя районами, которые фактически контролировались российскими силами. Гражданское население оказалось заперто в городе. Очень быстро перестали работать электричество, отопление, мобильная связь и интернет. В условиях непрекращающегося штурма города местные жители с трудом выживали при минусовых температурах. Многие из них неделями прятались в подвалах, испытывая нехватку продовольствия, воды и лекарств и не имея возможности безопасно покинуть город[10]. 16 мая пал последний очаг сопротивления – сдались украинские военные, защищавшие металлургический комбинат «Азовсталь», и Россия объявила об установлении полного контроля над городом[11].

По словам украинских властей, в течение всех 10 недель, что продолжалась осада Мариуполя, они много раз пытались договориться о прекращении огня, чтобы организовать гуманитарные коридоры и массовую эвакуацию гражданского населения, но и в марте, и в апреле все эти попытки не давали результата. Как утверждают украинские власти, много раз возникала такая ситуация, что предоставленные украинской стороной автобусы пытались въехать в Мариуполь, чтобы эвакуировать гражданских лиц на контролируемую Украиной территорию, но российские военные отказывались их пропустить[12].

В марте Мониторинговая миссия ООН по правам человека в Украине отмечала, что заработали два маршрута, предложенных российским министерством обороны для эвакуации гражданского населения из Мариуполя: с 5 марта заработал маршрут «направлением на Ростов-на-Дону через территорию, контролируемую связанными с Россией вооруженными группами», а с 14 марта, «после того как были согласованы маршрут движения и гарантии безопасности», заработал маршрут направлением на Запорожье. В докладе ООН говорится, что «эвакуация осуществлялась на личных автомобилях, автобусах и пешком» и что «украинские власти оказывали помощь эвакуирующимся в Запорожье, предоставляя автобусы и кров по прибытии на место»[13]. Случаи организованной эвакуации в контролируемые Украиной районы были редкими исключениями. Российские войска и связанные с Россией вооруженные группы предоставляли автобусы только тем, кто направлялся вглубь контролируемой Россией территории. Гуманитарный коридор для выхода на контролируемую Украиной территорию заработал по-настоящему только начиная с 30 апреля, после чего появилась возможность эвакуировать некоторое количество женщин и детей[14].

До этого сотни тысяч местных жителей бежали из Мариуполя и прилегающих районов без гуманитарных коридоров, просто услышав от кого-то, что есть некие маршруты, по которым можно выбраться из города. Когда обстановка в городе начала ухудшаться, многие жители решили рискнуть и попробовать выбраться из города. При этом им часто приходилось пересекать местность, где шли ожесточенные бои и происходили постоянные обстрелы. Они двигались мимо обгоревших руин, по улицам, усеянным телами убитых. Кто-то выбирался из города на своей машине, кто-то – пешком, кто-то – на эвакуационном автобусе.

В состав сил, осаждавших Мариуполь и впоследствии контролировавших город и его окрестности, входили соединения Вооруженных Сил Российской Федерации и связанные с ними вооруженные группы, представляющие образование, которое называет себя «ДНР»[15].

Интенсивные обстрелы в Харьковской области

24 февраля российские войска вошли на территорию Харьковской области с севера и северо-востока. В начале марта они уже приближались к Харькову, второму по величине городу Украины, с запада[16]. Уже с 25 февраля на северных окраинах города шли ожесточенные бои[17]. Некоторые российские части 27 февраля вошли в Харьков, и в течение недолгого времени в городе шли уличные бои[18]. В тот же день российские войска были выбиты из Харькова, но с тех пор они начали обстреливать город, и эти обстрелы продолжаются до сих пор[19].

Сообщалось, что 2 марта российские десантники предприняли еще одну попытку войти в город, но им не удалось закрепиться и они отошли, после чего бои продолжились в пригородах к северу и востоку от города[20].

По данным заместителя прокурора Харьковской области Андрия Кравченко, в период с конца февраля по начало августа российские войска сотни раз обстреливали населенные пункты Харьковской области, в результате чего погибло как минимум 1019 гражданских лиц, в том числе 52 ребенка, и еще 1947 гражданских лиц получили ранения, в том числе 152 ребенка[21]. На момент подготовки данного доклада обстрелы продолжались. Наиболее интенсивным обстрелам подвергались северо-восточные районы Харькова – в частности, густонаселенный жилой массив Салтовка. Удары наносились и по другим частям города[22].

Постоянные обстрелы города привели к том, что сотни тысяч его жителей были вынуждены оставить свои дома. До войны население Харькова составляло 1,4 млн человек, но многие жители выехали из города. 28 марта мэр Харькова сообщал, что город покинули примерно 30% жителей. В апреле отток населения продолжился[23]. К июню в городе оставалась примерно половина жителей[24].

К началу апреля российские войска отошли на северо-востоке, но продолжали удерживать почти полностью северо-западные районы области. На момент публикации доклада под российским контролем находились десятки населенных пунктов, в том числе ряд важных городов – Изюм, Купянск и Балаклея[25]. В некоторых районах Харьковской области, которые были оккупированы российскими войсками (и многие из которых на момент подготовки доклада остаются под российской оккупацией), российские военные говорили местным жителям, что на контролируемую Украиной территорию они эвакуироваться не могут, поскольку это очень опасно[26]. Жителям говорили, что при желании они могут эвакуироваться в Россию – либо на предоставленных военными автобусах, либо на собственных машинах в составе колонны. Многие выехали в Россию, считая, что в сложившихся обстоятельствах это была единственная возможность выбраться из-под постоянных обстрелов. В некоторых случаях (один такой эпизод описан в настоящем докладе) людей сажали в идущие в Россию автобусы вопреки их воле, несмотря на их возражения[27].

Принудительное перемещение гражданского населения с точки зрения международного права

Международное право запрещает сторонам, участвующим в международном конфликте, полностью или частично подвергать гражданское население на оккупированной территории принудительному перемещению или депортации. Нарушение этого запрета является грубым нарушением Женевских конвенций и может быть квалифицировано как военное преступление и преступление против человечности.

Международный вооруженный конфликт в Украине регулируется законами войны, которые включают в себя Женевские конвенции от 1949 г., Дополнительный протокол I к Женевским конвенциям и обычное международное право[28]. Положения Четвертой женевской конвенции и Дополнительного протокола I, запрещающие принудительное перемещение гражданских лиц с оккупированной территории на территорию оккупирующей державы или любой другой страны как в массовом, так и в индивидуальном порядке, четко говорят о том, что этот запрет действует безотносительно мотивов такого перемещения[29].

Чтобы перемещение гражданских лиц было квалифицировано как преступление, оно должно быть совершено принудительно. Добровольным перемещение считается только в том случае, если человек осознанно на него и если это согласие получено не под давлением обстоятельств. Согласно решению Международного трибунала по бывшей Югославии (МТБЮ), если согласие получено при помощи запугивания, которое может включать в себя угрозу насилия, жестокого обращения, лишения свободы, психологического давления, злоупотребления властью, или под давлением обстоятельств, то считается, что такое согласие дано в отсутствие реального выбора и в таком случае произведенное перемещение считается принудительным и противозаконным[30]. Таким образом, если гражданские лица дают свое согласие на перемещение (или даже обращаются с просьбой вывезти их), но делают это из страха, опасаясь в противном случае столкнуться с репрессиями, такое перемещение не считается добровольным. Кроме того, перемещение гражданских лиц не может быть оправдано соображениями гуманитарного характера, если перемещающая их сторона сама спровоцировала гуманитарный кризис своими неправомерными действиями[31].

Разрешено временное перемещение (или эвакуация) гражданского населения, если это делается с целью защитить людей в ходе боевых действий или «если этого требуют безопасность населения или особо веские соображения военного характера». Более того, статья 58 Дополнительного протокола I требует от сторон конфликта «в максимально практически возможной степени» принимать необходимые меры предосторожности, чтобы защитить гражданское население и находящиеся под их контролем гражданские объекты от опасностей, возникающих в результате военных операций, в том числе удаляя гражданское население и находящиеся под их контролем гражданские объекты из районов, расположенных вблизи военных объектов[32]. Однако эвакуированное таким образом население должно быть незамедлительно возвращено в свои дома после того, как боевые операции (не оккупация) в этом районе будут закончены[33].

Международный уголовный суд обладает юрисдикцией в отношении принудительного перемещения населения: «депортация или перемещение [оккупирующей державой] населения оккупируемой территории или его отдельных частей в пределах или за пределы этой территории» является военным преступлением, а «насильственное перемещение населения» является преступлением против человечности[34].

В отличие от гражданских лиц, военнослужащие, а также бойцы ополчения, добровольческих отрядов и прочих формирований, удовлетворяющих изложенным в Третьей женевской конвенции условиям, при попадании в плен получают статус военнопленных, и взявшая их в плен сторона имеет право переместить их на свою территорию[35].

Военнопленные интернируются не в качестве наказания, а для того, чтобы исключить их дальнейшее участие в боевых действиях. Законы войны запрещают воюющим сторонам наказывать военнопленного только за то, что тот принимал участие в боевых действиях; военнопленные могут предстать перед трибуналом только по обвинению в военных преступлениях. По окончанию активных боевых действий военнопленные должны быть незамедлительно освобождены и возвращены на родину. В ходе международных вооруженных конфликтов Международный комитет Красного Креста имеет право посещать военнопленных с целью проверить, в каких условиях они содержатся и как с ними обращаются, и проследить, чтобы при этом не нарушались законы войны.

Фильтрация

В марте российские войска окружили Мариуполь и начали заставлять бегущих из города и остающихся в нем жителей проходить т.н. «фильтрацию». Для этого как минимум в 15 прилегающих к Мариуполю населенных пунктах на контролируемой Россией территории (в основном, на территории ДНР) были созданы фильтрационные пункты. Кроме того, в некоторых случаях российские военные целенаправленно задерживали местных жителей и отправляли их на фильтрацию. В процессе фильтрации представители ДНР или России собирали у гражданских лиц биометрические данные (дактилоскопировали их и фотографировали их в фас и в профиль), проводили личный досмотр, досмотр вещей, изучали содержимое их телефонов, задавали им вопросы об их политических взглядах, спрашивали, есть ли у них знакомые в ВСУ или в государственных органах Украины. Для некоторых людей эта процедура занимала всего несколько часов, но многим людям приходилось в ожидании допроса находиться на фильтрационном пункте в течение долгого времени – от трех дней до месяца. Тех, кто «не проходил» фильтрацию (по-видимому, в связи с тем, что их подозревали в связях с ВСУ или националистическими движениями), в ДНР задерживали. Про некоторых из задержанных их родственники говорят, что они стали жертвами насильственного исчезновения.

В мае «министерство внутренних дел» ДНР утверждало, что для «предотвращения попадания на территорию Донецкой Народной Республики лиц, причастных к силовым структурам Украины, участников националистических батальонов, членов диверсионно-разведывательных групп, а также их пособников» «на территории Республики проводится комплекс проверочных мероприятий в отношении граждан, проживающих на территории, ранее подконтрольных Украине»[36].

Официальная информация о том, сколько человек в общей сложности прошло процедуру фильтрации, отсутствует, но один мужчина, который проходил ее в городе Мангуш, рассказывает, что его записали в очередь 22 марта и при этом у него был номер 666[37]. Ему пришлось ждать своей очереди почти месяц, и в тот день, когда он проходил фильтрацию, стоявший рядом в очереди человек сказал, что слышал от сотрудников фильтрационного пункта, что число записавшихся на фильтрацию к этому дню достигло 60 тысяч. В ожидании своей очереди в Мангуше мужчина попытался одновременно записаться на фильтрацию в городе Никольское, надеясь, что там очередь подойдет быстрее. 11 апреля ему сказали в Никольском, что перед ним в очереди еще 4 тысячи человек.

Дорога до фильтрационного пункта

Из 20 опрошенных Human Rights Watch человек, которые проходили фильтрацию, семь передвигались на личных автомобилях, и им было сказано, что, если они хотят ехать дальше, им нужно сначала пройти проверку[38]. Один человек вышел из Мариуполя пешком, и позже его подобрала семья, которая передвигалась на автомобиле. Он тоже прошел процедуру фильтрации. Шесть человек вышли из Мариуполя пешком и сели в бесплатные автобусы, которые отвезли их вглубь оккупированной Россией территории на фильтрационные пункты. Шестеро из опрошенных сказали, что российские военные или участники связанных с Россией вооруженных групп забрали их из их домов или из убежищ, в которых они прятались, вывезли их на автобусах из города и заставили проходить фильтрацию. Тринадцать человек из двадцати опрошенных, пройдя фильтрацию, продолжили путь и выехали в Россию.

Опрошенные Human Rights Watch люди проходили фильтрацию в период с 15 марта по 6 мая[39].

Зачастую людям приходилось ждать своей очереди на фильтрацию несколько дней или даже недель. В течение этого срока их размещали в зданиях школ, домов культуры, государственных учреждений. Иногда они жили в палатках или машинах. При этом в некоторых случаях не было организовано нормальное питание; люди жили в тяжелых условиях, в обстановке антисанитарии, среди десятков или даже сотен других перемещаемых людей, которые тоже ждали своей очереди на фильтрацию[40].

Многие рассказывают, что по дороге на фильтрационный пункт испытывали чувство страха, отчаяния и беспомощности. Они не знали, что их ждет, но понимали, что вернуться назад в Мариуполь, в тот кошмар, от которого они бежали, они не могут. Они думали, что согласиться на фильтрацию – это единственная возможность уехать из района боевых действий в безопасное место.

Те, у кого была возможность выбраться из Мариуполя на машине (либо потому, что они с самого начала, оставив свой дом или убежище, отправились в путь на машине, либо потому, что они добрались на сборный пункт и только тогда поняли, что эвакуационные автобусы идут только в ДНР или в другие находящиеся под российским контролем районы), зачастую имели возможность выехать на контролируемую Украиной территорию, не проходя фильтрацию, хотя в пути им приходилось неоднократно проезжать российские блокпосты[41].

Бегство из Мариуполя

Одна женщина рассказывает, что ее брат 10 апреля уехал из Мариуполя с семьей на машине и пять дней ждал в Широкино очереди на фильтрацию:

Там был палаточный лагерь, и жена с детьми (старшему три, а младшему только недавно исполнился год) спала в палатке вместе с другими женщинами и детьми, а брат спал прямо в машине. Было холодно, а окна в машине во время обстрела повыбивало. Дети подхватили кишечную инфекцию. У них началась рвота и постоянный понос, поэтому их пропустили в результате вперед очереди. Если бы дети не заболели, я не знаю, сколько дней они бы там просидели[42].

Ирина (37 лет) рассказывает, что 26 марта ее сестра со своей семьей ушла из Мариуполя пешком. В Никольском они нашли колонну автобусов, которая, как они думали, идет в Запорожье, на контролируемую Украиной территорию[43]. Но вместо этого автобусы поехали сначала в Мангуш, а потом в Донецк – административный центр ДНР, где всей семье пришлось проходить фильтрацию.

Другая Ирина, 44-летний инженер, рассказывает, что она почти шесть недель пряталась в своей пятиэтажке в Левобережном районе Мариуполя. Вместе с ней в доме находились еще примерно 30 соседей[44]. 7 апреля во время обстрела в дом попал снаряд, и он загорелся. На следующий день Ирине и другим жильцам пришлось бежать несмотря на то, что вокруг продолжались бои. Ирина рассказывает, что им попался российский солдат, который посоветовал им повязать на руки белые повязки и бежать. Пробежав примерно километр, они наткнулись на группу российских солдат, которые посадили их в свой бронетранспортер и отвезли их в село Виноградное в 13 км к востоку от Мариуполя.

Как рассказывает Ирина, российские военные проверили у них документы, досмотрели их вещи, записали их имена и посадили их в автобус, который отвез их в Безыменное, еще одно село в 24 км от Виноградного. Там они провели трое суток. Их разместили в доме культуры, где было два больших зала. В здании было 150-200 человек. Все они были из Мариуполя. Ирина рассказывает, что среди них ходили солдаты, а распоряжалась всем какая-то женщина. Она сказала, что нужно дождаться автобуса на Старобешево – город, который находится на территории, подконтрольной ДНР. 11 апреля Ирине и другим людям сказали садиться в автобусы, и на трех или четырех автобусах их отвезли на фильтрационный пункт, который располагался в доме культуры в Старобешеве.

Риэлтор Анатолий рассказывает, что, садясь на выезде из Мариуполя в эвакуационный автобус, он знал, что автобус идет в ДНР и что ему нужно будет проходить фильтрацию[45]. Анатолий, который в настоящее время находится в Норвегии, рассказывает, что они с другом бежали из Мариуполя 7 апреля. Они дошли пешком до блокпоста в Виноградном, где, как Анатолий слышал, можно было сесть на автобус и уехать из города. В Виноградном они сели в автобус, и водитель, одетый в военную форму, сказал им, что автобус едет в село Качкарское в ДНР.

В Качкарском, как рассказывает Анатолий, сотрудники «МЧС» ДНР разместили его и всех, кто приехал с ним на автобусе, в здании школы, где уже находилось порядка 100 перемещаемых людей. Всем приехавшим раздали анкеты и записали их в очередь на фильтрацию. Среди прочего в анкете нужно было указать, куда ты хочешь ехать. «В анкете можно было написать что угодно, – рассказывает Анатолий, – но мы знали, что есть только три варианта: вернуться в Мариуполь, остаться в ДНР или ехать в Россию». Анатолий говорит, что некоторым людям приходилось ждать очереди по 10 дней или дольше, но они с приятелем так «замучили» всех в школе своими вопросами, что их отправили на фильтрацию на третий день, пропустив их без очереди вместе со стариками и семьями с детьми.

Как людей забирали на улице, из дома, из убежища

«Микита» рассказывает, что 25 марта российские военные задержали его в Мариуполе на улице примерно в полдень, когда он пошел проведать жившую неподалеку бабушку. Солдаты стали расспрашивать его про его политические взгляды. Микита ответил, что он за Украину. Один из солдат направил на него автомат и сказал, что расстреляет прямо сейчас. Потом другая группа солдат силой увела его в стоявший неподалеку дом, который они использовали в качестве временной военной базы. Помимо Микиты, там было еще два-три десятка других местных жителей, которых тоже задержали на улице.

Поздно вечером солдаты посадили всех задержанных в автобус и сказали, что их отвезут в находившуюся неподалеку школу №30, где их допросят и «тем, кто хочет эвакуироваться в Россию, организуют транспорт, а тех, кто хочет вернуться домой, отпустят»[46]. Но автобус, вместо того чтобы отвезти их в школу, поехал в Сартану, город в 16 км к северо-востоку от Мариуполя, где им пришлось ночевать в здании школы. Кроме них, там было много других задержанных людей, в том числе женщины и старики. На следующее утро их всех посадили в автобусы и отвезли в школу в селе Приморское в Новоазовском районе. Там, начиная с 26 марта, их держали две недели – в ожидании фильтрации. В итоге представители «МЧС» ДНР отвезли их на фильтрацию в Докучаевск, контролируемый российскими войсками город примерно в 90 км к северу.

Вот как Микита описывает условия в здании школы в Приморском:

В школе не было даже матрасов – вообще ничего. Люди – а нас было человек 150, а то и больше – спали прямо на полу или на столах. Первые дня четыре или пять нас хотя бы кормили три раза в день. Давали кашу, сало, овощные консервы. Но потом продукты, видимо, кончились, и нас стали кормить всего два раза в день – и давали только макароны и хлеб. Нам разрешали выходить из школы и ходить по селу, но уехать из села было нельзя: везде стояли блокпосты, а у нас забрали паспорта. Сначала нам говорили: «Фильтрация будет через два дня». Потом начали говорить: надо подождать еще один день, потом еще один день, а потом они уже и сами перестали что-то обещать. Тем, у кого в ДНР были родственники, повезло: если приходил родственник и давал расписку, что обязуется привести человека на фильтрационный пункт, то его отпускали к родственникам.

Мы чувствовали себя заложниками. Боялись, что у них какие-то непонятные планы на нас. Туалет в школе был ужасный, вода была какая-то вонючая, и очень скоро у всех начался понос, рвота… Одна пожилая женщина умерла прямо там. Кто-то заметил, что она не шевелится, и позвал дежурного. Тот позвал еще кого-то. В итоге пришел врач, посмотрел на нее – а она не дышит… Ее положили на носилки, накрыли простыней и унесли[47].

«Свитлана», 24-летняя женщина с окраины Мариуполя, рассказывает, что в середине марта район, в котором она жила, заняли российские военные[48]. Утром 15 марта российские военные зашли в подвал местного дома культуры, где прятались Свитлана, ее семья и еще примерно 60 местных жителей. Солдаты приказали всем женщинам, детям и старикам выйти из подвала и идти в стоявшее неподалеку здание школы, которое российские силы и силы ДНР использовали в военных целях. Затем их перевели в бывшие казармы украинской армии на окраине города, где к тому моменту располагались уже части РФ и ДНР. Мужчинам (кроме стариков) за редким исключением не разрешили сопровождать семьи. Некоторые женщины хотели остаться с мужьями, но солдаты велели им уходить.

Свитлана и шесть ее родственников пробыли там несколько часов. Кроме них, там было еще примерно 90 человек – те, кто прятался в убежище вместе с ней, и еще одна группа людей из другого убежища[49]. Поздно вечером солдаты без всяких объяснений посадили их всех в военные грузовики. Через полчаса их привезли в Кальчик – село неподалеку от Мариуполя, недавно занятое российскими войсками. Там они переночевали в здании школы. На следующее утро военные посадили их в автобусы, но не сказали, куда их везут. Их привезли в Безыменное, село неподалеку от города Новоазовск, где они прошли фильтрацию вместе с сотнями других украинцев. В основном это были старики, женщины и дети.

Майя, женщина из Левобережного района Мариуполя, рассказывает, что 10 апреля солдаты пришли в Мариуполе в многоквартирный дом, где жила ее мать. Мать Майи и другие жильцы прятались в подвале. Солдаты отправили их в ДНР на фильтрацию[50]. После фильтрации мать Майи и других жильцов ее дома отправили в Россию, в Таганрог, который расположен примерно в 100 км к востоку от Мариуполя. Майя говорит, что ее мать слишком напугана и отказывается говорить с сотрудниками Human Rights Watch по телефону, но пытается найти способ вернуться в Украину.

40-летняя Инна из Мариуполя рассказывает, что 16 апреля российские военные вошли в подвал ее дома, где она пряталась вместе с соседями. Им сказали, что отвезут на территорию, контролируемую Украиной, и посадили в автобусы. «Но это было вранье. Нас обманули. Отвезли в Никольское, а оттуда – в Таганрог. Никаких других вариантов не было», – рассказывает Инна. Потом, когда Инна проходила фильтрацию, она спросила у российских солдат, отвезут ли их на контролируемую Украиной территорию. Но те только посмеялись над ней: «Ха-ха, ну ты и дура! Никто тебя отсюда ни в какую Украину не повезет»[51].

В середине марта российские войска заняли Мангуш, город в 20 км к западу от Мариуполя, и боевики ДНР стали ходить по домам и устраивать у людей обыски. 18 марта они пришли к «Олександре», которая более 20 лет проработала в местных органах власти. Ее муж – офицер пограничной службы. Он попал в плен и на момент подготовки данного доклада находился в плену в ДНР[52]. Олександра спросила у боевиков, почему они обыскивают дома. «Оба мужчины задрали куртки и показали мне свои пистолеты. Это было единственное объяснение, которое я от них получила», – рассказывает она. Найдя в доме военную форму мужа и сообразив, что Олександра тоже работает в государственных органах, мужчины увели ее с собой. Один день ее продержали в полицейском участке, после чего ей сказали, что ее нужно отправить на фильтрацию. Ее отвезли в наручниках в Докучаевск. Там она прошла фильтрацию, и после этого ее отпустили[53].

Кроме того, в районе Мариуполя, который называется поселок Мирный, российские военные и участники связанных с Россией вооруженных формирований задержали почти всех мужчин и отправили их на фильтрацию в Безыменное и Казацкое. О том, что происходило с этими мужчинами, рассказывается ниже, в другом разделе этого доклада (см. раздел «Содержание под стражей и интернирование гражданских лиц», подразделы «Безыменное» и «Казацкое»).

Процесс фильтрации

Люди, которые проходили процесс фильтрации, описывают его как принудительную проверку, которая проводится обычно в отделении полиции, доме культуры или временном палаточном лагере. Представители ДНР задают ряд вопросов; зачастую людей просят заполнить анкету, где нужно рассказать про своих родственников, работу, политические взгляды и наличие связей с украинскими вооруженными силами или органами власти. Кроме того, людей фотографируют в фас и в профиль и дактилоскопируют – при помощи специального планшета берут у них отпечатки пальцев и ладоней. У людей также забирают сотовые телефоны и проверяют их содержимое: просматривают список контактов, сообщения и фотографии. В некоторых случаях записывают IMEI телефона – его уникальный номер, своего рода «цифровой отпечаток» устройства. Некоторых мужчин заставляли раздеваться, чтобы посмотреть, нет ли у них на теле татуировок, указывающих на их принадлежность к ВСУ или праворадикальным группировкам, или синяков от оружия.

Все из опрошенных, кто проходил фильтрацию, сказали, что их согласия на сбор персональных данных, в том числе биометрических, никто не спрашивал и что им никто не объяснял, с какой целью собираются эти данные. Риэлтор Анатолий рассказывает, что люди боялись задавать такие вопросы: «Вопросы задавать никто не рисковал. Просто делали, что велели»[54].

Опрошенные Human Rights Watch люди назвали в общей сложности 15 населенных пунктов (все они находятся на территории, контролируемой Россией или ДНР), в которых проходили фильтрацию либо они сами, либо их друзья или родственники: Амвросиевка, Безыменное, Докучаевск, Донецк, Казацкое, Качкарское, Мангуш, Никольское (бывшее Володарское), Новоазовск, Первомайск, Сартана, Старобешево, Успенка, Хомутово и Широкино.

В одном Telegram-сообществе, где жители Донбасса обмениваются различной информацией, была выложена видеозапись, на которой молодой человек (участвующий, судя по его поведению, в организации процесса фильтрации) объясняет, что биометрические данные собираются, чтобы сформировать базу данных «МВД», чтобы бороться с преступностью и чтобы выявить «членов националистических батальонов». Он говорит, что при фильтрации людей сажают на автобус и везут в местное отделение «МВД» ДНР, где сотрудники записывают их паспортные данные, берут у них отпечатки пальцев и проверяют по базе данных, «не числится ли за ними что-нибудь». Дальше он говорит:

Также гражданин в добровольном порядке сдает свой телефон сотруднику полиции, который в его присутствии читает переписки и смотрит, в каких [сообществах] данный гражданин состоит. Дальше проходит допрос. Вопросы могут задавать исходя из переписки человека или из его прошлого, если он когда-то служил в ВСУ, если он бывший офицер ВСУ или полиции Украины. Исходя из этого сотрудники полиции решают, какие вопросы задавать[55].

Большинство из тех, кто проходил фильтрацию, рассказывают, что в конце им выдали справку, подтверждающую, что они благополучно прошли эту процедуру. Шестеро из опрошенных показали сотрудникам Human Rights Watch свои справки-квиточки[56]. На одной просто стоял штамп: «ФП Володарское» (ФП – фильтрационный пункт)[57]. На другой стоял штамп «ФП Мангуш-пост ГАИ»[58]. На четырех других справках стоял штамп «МВД» ДНР[59].

Двое человек сказали, что их не заставляли проходить фильтрацию, но они сами решили прийти на фильтрационный пункт, потому что знакомые сказали, что при выезде на контролируемую Россией территорию на блокпостах будут требовать справку о прохождении фильтрации[60]. Тот факт, что эти люди небезосновательно полагали, что для проезда через российские блокпосты потребуется справка о прохождении фильтрации, говорит о том, что процесс фильтрации не является добровольным и что люди соглашаются на него под давлением. Кроме того, следует отметить, что сотрудники фильтрационных пунктов не спрашивали у людей согласия на сбор их персональных данных. Пятеро из опрошенных, которым удалось выехать на контролируемую Украиной территорию, сказали, что при выезде с контролируемой Россией территории им действительно пришлось на российских блокпостах показывать справку о прохождении фильтрации, чтобы их быстрее пропустили[61].

Женщина из села Мелекино, расположенного к юго-западу от Мариуполя, рассказывает, что в середине апреля она с семьей оставила дом и ушла пешком[62]. Они дошли пешком до Мангуша, где власти ДНР заставили их примерно 10 дней ждать в очереди на фильтрацию. «По сути, ты приходишь и стоишь весь день в очереди. Потом вечером начинается комендантский час, и ты идешь обратно туда, где ты живешь, а на следующий день приходишь, и все повторяется снова, – рассказывает она. – Люди решили сделать список и написать, кто за кем стоит, чтобы наутро можно было восстановить очередь». Она говорит, что люди были вынуждены проходить эту процедуру, чтобы получить справку, которая позволила бы им уехать. Она показала сотрудникам Human Rights Watch справку, которую ей выдали, и сказала, что после прохождения фильтрации ее семья наняла такси, чтобы их вывезли на контролируемую Украиной территорию. Женщина говорит, что в процессе фильтрации представители ДНР «призывали» их передумать и ехать лучше в Россию, объясняя, что там пенсии больше, чем в Украине, но не настаивали.

бафильтрацию, рассказывает, что в здании Докучаевского отделения полиции представители ДНР расспрашивали ее про родственников и работу и взяли у нее биометрические данные. Когда она спросила, для чего ее фотографируют и берут у нее отпечатки пальцев и ладоней, офицер просто ответил: «Для базы данных». Кроме того, рассказывает Олександра, сотрудники фильтрационного пункта подключились к ее телефону по Bluetooth и переписали всех, кто был у нее в списке контактов. Олександра показала сотрудникам Human Rights Watch справку, которую ей выдали по окончании фильтрации. На ней стоит штамп Докучаевского городского отдела «МВД» ДНР.

Племянник Олександры, который тоже из Мангуша и тоже проходил фильтрацию, но отдельно, в Мангуше, рассказывает, что его допрашивали сотрудники «ГАИ» ДНР[63]. Когда Олександра и ее племянник уезжали из города на машине, прежде чем пропустить их на контролируемую Украиной территорию, от них потребовали показать справки о прохождении фильтрации[64].

Анатолий, который в настоящее время находится в Норвегии, рассказывает, что, когда он проходил фильтрацию в Амвросиевке, там этой процедурой занимались вооруженные люди из «военной полиции», «ГАИ» и других служб ДНР. Российских военных, насколько Анатолий понял, среди них не было. У него взяли биометрические данные, осмотрели на наличие татуировок, проверили содержимое телефона и задали несколько простых вопросов про его биографию и связи с украинской армией[65].

24-летняя Свитлана с окраины Мариуполя, рассказывает, что в «фильтрационном лагере» в селе Безыменное, куда ее привезли, большинство сотрудников были, судя по форме, из различных структур ДНР, но попадались и российские военные:

Там стояла большая палатка, в которой было много людей. Они были [в военной форме, но без знаков различия. Когда заходишь, они первым делом забирают у тебя телефон и спрашивают пароль, чтобы разблокировать его. Потом подключают телефон к компьютеру и минут 20 держат его подключенным. По обрывкам их разговоров я поняла, что они загружали всю информацию из списка контактов в моем телефоне в какую-то базу данных. Не знаю, что там еще они с моим телефоном делали[66].

Свитлана рассказывает, что сотрудники фильтрационного пункта сфотографировали ее, взяли у нее отпечатки пальцев и ладоней и задали ряд вопросов. В частности, у нее спросили паспортные данные и адрес проживания[67]. После допроса ей велели заполнить анкету, где нужно было указать, остались ли у тебя в Украине родственники, как ты относишься к властям и к текущим событиям в Мариуполе и в целом в Украине и есть ли у тебя какие-то связи с украинскими праворадикальными вооруженными группировками. После этого Свитлану еще раз допросили двое сотрудников, и затем ей вернули телефон и посадили ее в автобус, который шел в Россию.

По поводу того, что происходит с людьми, которым не удается пройти проверку на фильтрационном пункте, информаций мало. Предположительно, их содержат под стражей на территории, подконтрольной ДНР. Некоторые из них, вероятно, становятся жертвами насильственного исчезновения. Официальные украинские источники утверждают, что тех, кто не проходит фильтрацию, на 36 дней задерживают на территории ДНР для допросов, а потом или отпускают, или судят[68].

Риэлтор Анатолий рассказывает, что трое из его знакомых «не прошли» фильтрацию – скорее всего, поскольку их подозревали в связях с украинской армией, но Анатолий не знает, что с ними случилось[69].

Инна, работавшая в Мариуполе на почте, рассказывает:

Россиянам не понравилось, что я сотрудник государственного учреждения. Один из допрашивающих сказал: «Мы все про тебя знаем. Мы знаем, что ты агент СБУ». Меня допрашивали полтора часа, а потом отвели в другую комнату, которая открывалась только специальной карточкой и только по отпечатку пальца – и там меня снова допрашивали, но только уже другой человек и целых пять часов. Они забрали у меня телефон, стали в нем рыться и даже подключили его к компьютеру. Я многое удалила в телефоне заранее, но они все равно нашли у меня в списке контактов несколько человек из полка «Азов», а еще нашли фотографию моего сына рядом с машиной «Азова». Они сказали, что я попала. Но в итоге меня отпустили. Когда я вышла в коридор, видела, как четверо солдат схватили двух стоявших там мужчин и куда-то повели. Я не знаю, что с ними случилось; я их больше не видела[70].

58-летний пенсионер Анатолий В., который сейчас находится в Германии, рассказывает, что, когда он проходил фильтрацию в Мангуше, его допрашивали сотрудники военной полиции ДНР. У него в телефоне нашли фотографии родственников, которые служат в украинской армии. Анатолию и его 32-летнему сыну, который находился вместе с ним, угрожали, что их расстреляют на месте:

Потом они стали требовать, чтобы я заплатил им 5 тысяч долларов. А иначе, они говорили, они меня пристрелят и закопают так, что никто не найдет. У меня с собой было 2500 долларов. Это были все мои деньги, и мне совершенно не хотелось отдавать их этим людям. Но ко мне подошел мужчина с автоматом и сказал, что сейчас отрежет ухо и сделает из него себе игрушку. Нас с сыном разделили по разным комнатам, и в итоге они отобрали у меня эти деньги и отпустили нас.

Пройдя фильтрацию, Анатолий В. отправился в Бердянск, а оттуда выехал сначала на контролируемую Украиной территорию, а затем в Германию. Он отказался рассказывать Human Rights Watch, что происходило с ним во время допроса, и сказал, что его сын тоже не хочет рассказывать о том, что с ним происходило, пока их держали в разных комнатах[71].

Анатолий В. рассказал также, что 25 марта российские военные, ходившие в Мариуполе по домам с обысками, задержали его пасынка. Пройдя фильтрацию, Анатолий остался на время в Бердянске, рассчитывая найти своего пасынка. В итоге пасынка Анатолия отпустили, продержав в заключении три недели. У него были сломаны шесть ребер и челюсть. Ему было больно говорить, но он рассказал Анатолию, что российские военные несколько недель его избивали, думая, что он служит в украинской армии. Его отпустили только после того, как у них появилась база данных с именами военнослужащих, и они убедились, что пасынка Анатолия в ней нет.

Один украинский волонтер в течение месяца помогал жителям Мариуполя эвакуироваться на контролируемую Украиной территорию и эвакуировал в общей сложности свыше 8 тысяч человек. За это время он хорошо узнал, с чем людям приходилось сталкиваться в процессе фильтрации и после нее. Он рассказал Human Rights Watch, что тех, кого подозревали в связях с украинской армией или украинскими правоохранительными органами, задерживали на фильтрационных пунктах и отправляли на время административного ареста в колонию в Еленовке[72]. В течение этого времени они пытались выяснить, имеет ли этот человек какое-то отношение к армии, полиции, территориальной обороне или полку «Азов»[73]. В итоге, насколько этот волонтер слышал, человека или отпускают, или отдают под суд. Он добавил, что военнослужащие крайне редко попадали на фильтрацию: «Ни один солдат в здравом рассудке не придет на фильтрацию, если есть хоть какой-то способ этого избежать». 29 июля в колонии в Еленовке произошел взрыв, в результате которого погибли как минимум 50 украинских военнопленных. Среди них были бойцы из полка «Азов», которые сдались российским войскам в Мариуполе в мае. Украинские власти утверждают, что удар по зданию, где находились военнопленные, нанесла российская артиллерия, а российские власти утверждают, что в здание попал украинский реактивный снаряд. Первоначально российские власти заявляли, что предоставят представителям Международного комитета Красного Креста и Организации Объединенных Наций возможность осмотреть место происшествия, но в итоге так и не позволили им провести расследование данного инцидента[74].

Есть серьезные основания опасаться, что люди, которых российские военные и участники связанных с Россией вооруженных формирований задерживают в процессе фильтрации, могут в заключении подвергаться пыткам и другим видам жестокого обращения. В некоторых случаях они могут стать жертвами насильственного исчезновения. В мае Мониторинговая миссия ООН сообщала, что ей удалось собрать «информацию, подтверждающую свидетельства людей, которые утверждают, что в заключении их подвергали пыткам и жестокому обращению с целью заставить их признаться в сотрудничестве с украинскими властями и заставить их сотрудничать с российскими военными». В частности, «жертвы рассказывали, что их по несколько дней держали со связанными руками и завязанными глазами, избивали …, подвергали инсценированной казни, угрожали сексуальным насилием, клали в закрытый металлический ящик, заставляли петь или выкрикивать прославляющие Россию лозунги, оставляли без еды и воды и содержали в переполненных помещениях с плохими санитарными условиями»[75].

Возможности уклониться от фильтрации

Больше всего шансов избежать принудительной фильтрации при бегстве из Мариуполя было у тех, кто выезжал из города на машине. Многие из тех, кто выезжал на машине, говорили Human Rights Watch, что им не пришлось проходить фильтрацию. При выезде на контролируемую Украиной территорию им приходилось проезжать через многочисленные блокпосты, где российские военные проверяли содержимое их телефонов, обыскивали их машины и заставляли мужчин раздеваться – по-видимому, чтобы проверить их на наличие татуировок и следов от оружия на теле. Некоторые из опрошенных уточнили, что не рассказывали солдатам о своем намерении выехать на контролируемую Украиной территорию, поскольку им казалось, что в таком случае российские военные скорее их пропустят.

46-летний Андрий рассказал Human Rights Watch, что 10 апреля он выехал из Мариуполя на своей машине[76]. С ним ехали жена, 82-летняя мать и 86-летний друг семьи. Машина была повреждена, но на ней все же можно было ехать. Они проехали 40 км по территории, контролируемой ДНР. За это время их как минимум шесть раз останавливали, обыскивали машину и спрашивали, куда они едут. На блокпостах российские военные говорили Андрию, что выехать можно только на контролируемую Россией территорию. Андрий говорил им, что они едут в село Розовка, которое находилось на территории, контролируемой ДНР. Они доехали до Розовки, пробыли там пять дней, а затем сумели добраться до Запорожья. Андрий считает, что ему удалось выбраться на контролируемую Украиной территорию исключительно благодаря тому, что у него была машина: «Без машины дэнээровцы отвезли бы нас в Володарское [Никольское]», – говорит он[77].

37-летняя Юлия и ее 57-летняя мать Татьяна жили в соседних квартирах неподалеку от центра Мариуполя[78]. После авиаудара по центру города, в результате которого погибло много мирных жителей, российские войска к 20 марта существенно продвинулись вглубь Мариуполя, и на улицах города можно было увидеть российских военных. Напуганные жители Мариуполя начали массово уезжать из города. Когда в дом, где жили Юлия и Татьяна, второй раз попал снаряд, их квартиры оказались разрушены, а в оставшейся части здания начался пожар. Юлия и Татьяна решили, что пора уезжать. Они слышали от знакомых, что возле районной больницы стоят эвакуационные автобусы, на которых можно доехать в Никольское, город на оккупированной Россией территории, а оттуда уже автобусом до Запорожья. «На следующий день был очень сильный обстрел, но мы все равно решили бежать до автобуса, – рассказывает Юлия. – Мы помолились, перекрестились и побежали. Было страшно, потому что мы знали, что нас могут убить, хотя от дома до больницы всего минут 15 ходу»[79].

Юлия и Татьяна добежали до автобуса, сели в него, и автобус поехал в сторону Никольского. Татьяна рассказывает: «Мы смотрели в окно и видели, что весь город стал черным. Все сгорело, остались одни угольки. Мы не ожидали такого. Сидели в автобусе и плакали. Плакали все, кто там был, потому что от нашего города ничего не осталось. До этого мы очень долго не выходили из подвала, и вот, выйдя, мы не могли глазам своим поверить»[80].

Когда женщины приехали в Никольское, их напоили чаем, накормили кашей и дали возможность помыться. «Там было столько народу, что казалось, будто ты в Мариуполе», – говорит Татьяна.

Татьяна и Юлия хотели ехать дальше, на контролируемую Украиной территорию, но им сказали, что автобусы на Запорожье больше не ходят. Они видели автобусы, на которых было написано «Украина, Запорожье», но водители сказали, что автобусы идут в Донецк. «Они объяснили нам, что россияне просто захватили украинские автобусы, на которых эвакуировали людей, и теперь вывозят на них людей в Россию», – рассказывает Юлия[81].

Татьяна и Юлия поняли, что им придется самим найти способ выбраться на контролируемую Украиной территорию. 23 марта им удалось найти машину и водителя, который согласился отвезти их в Бердянск. «У многих людей не было денег, чтобы нанять машину. Это стоило порядка 1000 гривен [примерно 34 доллара], – говорит Юлия. – В банкоматах денег не было, никто не мог ничего снять. Нам просто повезло, потому что у нас с собой оказались наличные». Из Бердянска женщины три километра шли пешком, прошли блокпост, и уже оттуда автобусом добрались до Запорожья[82].

Учительница из Мариуполя, которую тоже зовут Татьяна, и ее муж попали в конце февраля под обстрел, получили ранения и затем прятались в мариупольской областной больнице интенсивной помощи[83]. В начале апреля, когда боевые действия стали еще более ожесточенными, они решили, что нужно выбираться из города. Находившиеся внутри больницы и вокруг нее российские военные сказали им, что есть микроавтобусы, которые отвозят людей, особенно раненых, в Никольское. 11 апреля Татьяна с мужем уехали в Никольское. Они переночевали в здании школы, где было еще около 100 человек из Мариуполя. Узнав, что из Никольского нереально уехать автобусом в Бердянск, где можно было бы пересесть на автобус до Запорожья, Татьяна нашла водителя, который согласился за 2500 гривен (примерно 84 доллара) отвезти их в Бердянск. В итоге им удалось добраться сначала до Бердянска, а потом и до Запорожья.

42-летняя Мария выехала из Мариуполя со своей матерью и трехлетней дочерью 2 апреля. Мария рассказывает, что им удалось избежать фильтрации в Володарском и дальнейшей отправки в Россию. Когда автобус остановился в Володарском около фильтрационного пункта, они просто «потихоньку отошли в сторонку». Пока остальные кричали, ругались и выстраивались в очередь на фильтрацию, Мария нашла таксиста, который согласился отвезти их в Бердянск[84].

Сбор биометрических данных в контексте фильтрации

Практика сбора биометрических данных в контексте фильтрации вызывает серьезную обеспокоенность с точки зрения права на неприкосновенность личной жизни, а также защиты информации. Право на неприкосновенность личной жизни и защита информации – это права, которые тесно связаны между собой. У людей должна быть возможность оградить свою личную жизнь, контролировать доступ к своим персональным данным и защитить себя и свои персональные данные от посягательств. Кроме того, необходимо, чтобы сотрудники, занимающиеся обработкой персональных данных, четко понимали свои обязанности, принимали необходимые меры для защиты персональных данных, минимизировали вмешательство в личную жизнь людей, а в случае несоблюдения ими своих обязанностей и правил – привлекались к ответственности.

Право на неприкосновенность личной жизни

В статье 17 Международного пакта о гражданских и политических правах (МПГПП) говорится, что никто не может подвергаться произвольному или незаконному вмешательству в его личную жизнь[85]. Комитет ООН по правам человека, уполномоченный давать толкования по тексту пакта, постановил, что «любое вмешательство в личную жизнь должно быть соразмерно заявленной цели и не должно выходить за рамки необходимого в каждой конкретной ситуации»[86]. В комментариях комитета говорится также, что «процессы сбора персональных данных и их хранения в компьютерных системах, на электронных носителях и прочих подобных устройствах должны регулироваться соответствующим законодательством независимо от того, кто занимается сбором и обработкой этих данных – государственные органы или частные структуры» и что каждый человек должен иметь право знать, «какие именно персональные данные будут храниться в системе… и для чего они будут использоваться», а также «какие именно государственные органы, частные структуры и лица будет иметь доступ к этой информации»[87]. Если человек считает, что его персональные данные были получены или используются незаконно, у него должна быть возможность опротестовать факт незаконного сбора или хранения информации.

В 1988 г. Комитет по правам человека опубликовал общий комментарий №16 по теме защиты личной жизни, в котором подчеркивается, что государство обязано принимать эффективные меры, чтобы исключить попадание информации о личной жизни человека в руки людей, которые с точки зрения закона не уполномочены собирать, обрабатывать и использовать такого рода информацию, и чтобы эта информация никогда не использовалась для целей, несовместимых с принципами МПГПП[88]. Эти эффективные меры защиты, в частности, должны предусматривать, чтобы у каждого человека была возможность узнать, хранятся ли в автоматизированной информационной системе данные о нем и, если хранятся, то какие именно и с какой целью. Если данные в системе не соответствуют действительности, у человека должна быть возможность исправить неправильную информацию или потребовать удаления недостоверных данных. Кроме того, каждый человек должен иметь возможность узнать, какие именно государственные органы, частные структуры и лица будут иметь доступ к его информации[89].

Другие нарушения, связанные с фильтрацией

Содержание гражданских лиц под стражей и интернирование гражданских лиц

В период с 12 апреля по 24 мая в находящихся на территории «ДНР» населенных пунктах Безыменное и Казацкое представители властей ДНР в течение 40 с лишним днем удерживали сотни мужчин, конфисковав у них после фильтрации паспорта. Российские военные и участники связанных с Россией вооруженных формирований задержали этих мужчин в Мариуполе в ходе операции в поселке Мирный.

У мужчин была возможность передвигаться в пределах соответствующих населенных пунктов, но им было запрещено покидать их. В обоих населенных пунктах интернированных разместили в школьных зданиях. В Безыменном использовалось также помещение местного дома культуры. Причина, по которой мужчины были заключены под стражу или интернированы, неизвестна.

Сотрудники Human Rights Watch опросили одного мужчину, которого удерживали в Безыменном; одного мужчину, которого удерживали в Казацком; двух женщин, у которых родственников интернировали в Безыменном; и одну женщину, партнера которой интернировали в Казацком[90]. Все пятеро сказали, что они (или их родственники) за несколько дней успешно прошли фильтрацию и получили соответствующую справку, но представители ДНР не вернули им паспорта. Без паспорта они, скорее всего, не смогли бы покинуть территорию поселка, поскольку их не пропустили бы на блокпосту, и в любом случае передвигаться без паспорта по территории, оккупированной российскими войсками, было опасно, поскольку их могли в любой момент задержать[91]. Те, у кого с собой были телефоны, поддерживали связь с родственниками. В течение дня у них была возможность передвигаться по селу и при наличии денег покупать необходимые вещи, а также обменивать украинские гривны на российские рубли, но покинуть село было невозможно.

Международное гуманитарное право запрещает произвольные задержания, но в особых случаях допускает возможность задержания, интернирования или принудительного размещения гражданских лиц в определенном месте. Так, например, Четвертая женевская конвенция допускает задержание или интернирование гражданских лиц на оккупированной территории «по настоятельным соображениям безопасности» или «если это совершенно необходимо для безопасности [интернирующей] державы»[92]. Чтобы это ограничение свободы считалось законным, должны быть обеспечены механизмы процессуальной защиты: решение в отношении каждого конкретного лица должно приниматься индивидуально, но на основании стандартной процедуры, и при этом интернируемому лицу должно быть обеспечено право на апелляцию. Любое ограничение свободы, которое не отвечает сформулированным в Женевских конвенциях требованиям, считается незаконным. Незаконное лишение гражданских лиц свободы является серьезным нарушением Четвертой женевской конвенции и преследуется Международным уголовным судом.

Казацкое

«Олександр» приехал в Казацкое, село в 45 км к северо-востоку от Мариуполя, 14 апреля и был интернирован там на 40 дней. Он разговаривал с Human Rights Watch по телефону сначала из Казацкого, а затем, уже после освобождения, из Мариуполя[93]. Олександр рассказывает, что в середине апреля военные из России и ДНР привезли его в Казацкое из поселка Мирный в Мариуполе в составе группы из примерно 180 мужчин. Практически всех отпустили 24 мая. В течение всего это времени они жили в здании местной школы в условиях антисанитарии, спали на матрасах в классах и коридорах, пили непитьевую воду и получали два раза в день небольшую порцию макарон или риса. В результате, как рассказывает Олександр, многие заболели респираторными или кишечными заболеваниями, а медицинской помощи практически не было[94].

По словам Олександра, в первые недели заключения вместе с ним в здании находились 188 человек. Потом человек 20 выпустили – в основном, чтобы они могли обратиться в больницу, поскольку были в очень тяжелом состоянии. У нескольких человек, по-видимому, начался Covid-19, у одного мужчины случился инсульт, а еще один сломал ногу[95].

Самому младшему из интернированных мужчин было 18 лет, самому старшему – 60. Кроме этого, с ними находилась женщина и ее 14-летний сын. Российские военные задержали их, когда они вместе с большой группой других гражданских лиц спасались из бомбоубежища при мариупольском металлургическом комбинате имени Ильича. Еще там был 13-летний мальчик, которого привезли вместе с его 18-летним братом.

Эти двое братьев рассказали Олександру и другим интернированным, что они вместе с матерью бежали из Мариуполя. Российские военные отправили их Сартану – город, находившийся под контролем российских войск. В процессе фильтрации представители ДНР, несмотря на все протесты братьев, задержали их мать, поскольку она раньше служила в Вооруженных силах Украины. После этого братьев без матери посадили в автобус и отправили в Казацкое, пообещав, что она потом к ним приедет. Подростки 25 дней пробыли в Казацком, но так ничего и не узнали о своей матери. В итоге их отец, который задолго до этого переехал в Россию и женился на другой женщине, приехал и забрал их. Ему позвонили представители де факто властей и сказали, что если он не заберет младшего сына, то его отдадут в детский дом на территории, контролируемой ДНР. Отец отвез братьев в Россию. Что случилось с их матерью – до сих пор неизвестно. «Когда я смотрел на этих мальчишек [в школе в Казацком], у меня просто сердце разрывалось, – рассказывает Олександр. – Младшему всего 13, так что он хотя бы гулял, бегал, отвлекался, а 18-летний парень все эти недели пролежал на матрасе, отвернувшись к стене. Он почти не разговаривал и вставал только в туалет или за едой».

Олександр рассказывает, что российские военные и дэнээровцы, придя в поселок Мирный в Мариуполе, собрали всех мужчин, которых смогли найти. Их отвезли в Казацкое, и там бойцы ДНР сказали им, что фильтрация займет не больше, чем два-четыре дня, а потом их отпустят и они смогут ехать куда угодно. Мужчин завели в здание школы, собрали у них паспорта и велели ждать фильтрации. Фильтрация, действительно, заняла всего несколько дней, но паспорта им не вернули.

Олександр рассказал сотрудникам Human Rights Watch, что он обратился на «горячую линию» для тех, кто ищет пропавших людей, и там ему сообщили, что он не просто успешно прошел фильтрацию, а уже якобы вернулся в Мариуполь:

В ДНР есть «горячая линия» для пропавших. Туда можно позвонить и попробовать что-нибудь узнать про пропавшего человека. Ты говоришь им имя человеку и дату рождения, и если у них есть информация, они говорят, где этот человек сейчас находится и прошел ли он фильтрацию. Я позвонил туда, притворился родственником и спросил про себя самого. Женщина, которая там работает, сказала мне, что я уже прошел фильтрацию и якобы вернулся в Мариуполь. Еще несколько мужчин по моему примеру тоже так позвонили – и им сказали то же самое.

Те, у кого были какие-то знакомые со связями, попытались узнать, что происходит. Кому-то отвечали: «Сидите спокойно, вас скоро отпустят», кому-то – «вас перевезут в Россию», а кому-то – «ДНР вас сейчас мобилизует и отправит на фронт». Вот этот последний вариант нас больше всего пугал, и мы постепенно начинали все больше нервничать. К тому же обстановка способствовала. Еда была несъедобная: макароны – холодные, вместо каши – какие-то абсолютно отвратительные помои, вода с непонятным привкусом. Естественно, у всех начался понос, и туалеты были просто в ужасном состоянии… Но самое страшное – неопределенность. Мы все время спрашивали: «Зачем нас здесь держат? Когда нам вернут паспорта?» Но [представители ДНР] ничего внятного не говорили…

Как рассказывает Олександр, через несколько недель один из интернированных мужчин начал очень настойчиво жаловаться и задавать вопросы и даже написал обращение к властям ДНР. В итоге представители ДНР увели его со словами: «Хотел узнать, почему вас здесь держат? Сейчас ты отправишься туда, где тебе все объяснят». Через четыре дня этот мужчина вернулся обратно в школу в Казацком. У него не было видимых синяков или каких-то других телесных повреждений, но он отказывался рассказывать, где он был эти дни, что с ним делали и что ему говорили.

В итоге представители ДНР вернули мужчинам паспорта, так ничего и не объяснив. Все интернированные, как только получили паспорта, уехали.

«Анна», у которой в Казацком был интернирован партнер, описывает происходившее с его слов схожим образом[96]. Еще двое человек, которые были интернированы в Казацком, опубликовали схожие подробности по поводу условий содержания в группе «Мариуполь, Гуглино, Мирный» в мессенджере Viber. Это группа, в которой жители этих районов обменивались сообщениями. Сотрудники Human Rights Watch следили за сообщениями в этой группе в процессе сбора материалов для данного доклада.

Безыменное

Мужчина, которого удерживали в Безыменном, и две женщины, у которых там интернировали родственников и которые поддерживали с ними связь по телефону, рассказывают про условия содержания примерно то же самое[97]. Их показания подтверждаются сообщениями в группе «Мариуполь, Гуглино, Мирный» в Viber – от трех мужчин, которые были интернированы сами, и пяти женщин, у которых в Безыменном были интернированы родственники[98]. В Безыменном, судя по всему, было интернировано порядка 600 человек. Они жили в здании местной школы и в доме культуры.

Одна из двух женщин, «Виктория», рассказала Human Rights Watch, что ее муж с приятелем, возмущенные тем, что их удерживают так долго без всяких объяснений, записали короткое видео про «кошмарные условия» в Безыменном[99]. Когда эта видеозапись распространилась по социальным сетям, представители ДНР забрали этих двух мужчин из Безыменного, не сообщив, куда их везут. Только через несколько дней Виктория по неофициальным каналам узнала, что их отправили в колонию в Еленовке и что их обвиняют в том, что они производили видео- и фотосъемку там, где это запрещено, и распространяли ложную информацию про власти ДНР.

Предположительно, эти двое мужчин находятся в Еленовке, однако достоверной информации об их статусе и местонахождении нет[100]. Поскольку, когда их видели в последний раз, они содержались под стражей у представителей ДНР, если представители ДНР отказываются предоставить информацию о статусе этих людей и их местонахождении, то они должны предположительно рассматриваться как жертвы насильственного исчезновения.

Вот что рассказала Human Rights Watch Виктория:

15 марта я с детьми добралась до Запорожья, а муж остался в Мариуполе. 14 апреля он позвонил и сказал, что его забрали на фильтрацию в Безыменное, что это максимум на четыре дня, а потом он приедет к нам. Он сказал, что, когда его привезли в Безыменное, там было уже порядка 300 человек, и еще человек 300 привезли туда в тот же день, что и его. Через два дня они благополучно прошли фильтрацию, получили справки, но справки вложили в паспорта, а паспорта дэнээровцы у них забрали… Прошло еще две недели. Обстановка была напряженная. Они набили в эту школу столько мужчин, что там ни поспать, ни помыться нормально было нельзя. Было много больных, и все время заболевали новые. Люди мучались от рвоты, расстройства желудка, кашля… У двух мужчин, которые спали в доме культуры, была тяжелая форма туберкулеза – они буквально харкали кровью. Мой муж и сосед, который был там с ним, только 30 апреля поняли, в чем дело, и это стало последней каплей. Они записали видео, что бы как-то привлечь внимание к происходящему.

Муж прислал мне эту видеозапись. Я уговаривала его, чтобы никуда не выкладывал, пока его не отпустят из Безыменного, но 3 мая я увидела видео в соцсетях, и в СМИ его тоже начали публиковать. А потом с 5 мая муж перестал выходить на связь. И сосед тоже перестал выходить на связь со своей семьей. Я начала звонить и посылать запросы [в полицию ДНР, в прокуратуру и уполномоченному по правам человека], но никто мне ничего не говорил[101].

Позднее Виктория обратилась к неким «людям со связями», которые навели справки по неофициальным каналам и узнали, что обоих мужчин увезли сначала в донецкий следственный изолятор, а оттуда – в колонию в Еленовке[102].

Как и в Казацком, 24 мая представители ДНР вернули всем мужчинам паспорта и отпустили их[103], так и не объяснив, по какой причине их интернировали.

Принудительное перемещение в Россию и на оккупированные Россией территории

Людям, которые пытались бежать из района боевых действий и у которых не было средств, чтобы организовать частный транспорт, в том числе тысячам жителей Мариуполя и его пригородов, российские военные предлагали единственный вариант – садиться в автобусы, которые шли в оккупированные Россией районы, а затем либо оставаться там, либо ехать дальше, через границу, в Россию[104].

Как сказала одна жительница Мариуполя: «Если бы нам дали возможность уехать в Украину, мы бы, конечно, лучше уехали туда. Но у нас не было выбора. У нас не было такой возможности»[105]. Обстоятельства и контекст, в которых российской стороной производился организованный массовый вывоз украинского гражданского населения в Россию (и конкретно тот факт, что в большинстве случаев у людей не было никаких других вариантов, кроме как согласиться), говорят о том, что имело место принудительное перемещение, которое запрещено международным правом, считается военным преступлением или преступлением против человечности и преследуется соответствующим образом. Не каждый гражданин Украины, вывезенный в Россию или на оккупированную Россией территорию, является жертвой принудительного перемещения, поскольку некоторые люди в силу различных причин сами приняли решение ехать в Россию. Например, двое мужчин сказали, что из-за действующих в Украине в связи с военным положением ограничений на выезд из страны они решили, что смогут выбраться в какую-нибудь из европейских стран через Россию. Однако это не отменяет того факта, что в своей основе спланированная кампания по вывозу гражданского населения Украины в Россию представляет собой принудительное перемещение.

Принудительное перемещение является преступлением само по себе, независимо от того, проходили ли при этом перемещаемые вышеописанную процедуру фильтрации, или проверки. Так, например, те, кого вывезли из Харьковской области, не проходили фильтрацию. С жителями Мариуполя их объединяет то, что и те, и другие хотели выехать в районы, контролируемые Украиной, но вместо этого оказались в Россию, поскольку российские военные и силовики ДНР посадили их в автобусы и не предоставили им никакого выбора – по крайней мере, никакого разумного выбора, кроме как остаться под обстрелами, где их жизни грозила непосредственная опасность. Российские военные и участники связанных с Россией вооруженных формирований говорили им, что из-за обстрелов эвакуироваться на контролируемую Украиной территорию опасно, и не позволяли им выезжать в направлении контролируемой Украиной территории.

Оказавшись в России, перемещенные украинцы обычно направлялись в пункты временного размещения в различных регионах страны. Некоторые продолжали путь самостоятельно и останавливались у родственников или друзей, либо арендовали собственное жилье. Некоторым удалось уехать из России.

До сих пор неизвестно, сколько именно людей было вывезено из Мариуполя, Харьковской области и других районов Украины в Россию. 20 июня украинский вице-премьер Ирина Верещук заявила, что в Россию были принудительно вывезены 1,2 млн украинцев, в том числе 240 тысяч детей[106]. В конце июля российское информационное агентство ТАСС сообщало, что с территории Украины в Российскую Федерацию прибыли 2,8 млн человек, в том числе 448 тысяч детей[107]. В сообщении было также указано, что примерно у половины из прибывших в Россию граждан Украины были паспорта ДНР или ЛНР.

У Human Rights Watch нет возможности оценить количество украинцев, бежавших из районов боевых действий и оказавшихся в России при обстоятельствах, которые позволяют считать их выезд принудительным перемещением. Однако большинство из опрошенных нами людей, которые либо сами выехали в Россию, спасаясь от боевых действий, либо у них в Россию выехал кто-то из родственников, описывают обстоятельства переезда таким образом, что налицо все признаки принудительного перемещения.

Сотрудники Human Rights Watch опросили 18 выехавших в Россию человек: 15 человек из Мариуполя и его пригородов (13 из них сначала прошли фильтрацию на территории ДНР), двух из Харьковской области (одна из них была вывезена вместе с партнером, который присутствовал при интервью и подтвердил ее рассказ) и еще одного мужчину из Донецка, который пересек границу, заплатив взятку человеку, который, по всей видимости, был участником одного из вооруженных формирований ДНР[108].

Кроме того, сотрудники Human Rights Watch опросили 21 жителя Мариуполя и Харькова, у которых в Россию вывезли кого-то из родственников или друзей, а также восемь активистов, которые помогали в России привезенным туда украинцам – в том числе помогали им уехать из России.

Перемещение из Мариуполя в Россию

15 опрошенных, которых вывезли в Россию из Мариуполя, говорят, что вместе с ними ехали еще сотни других украинцев[109]. Девять из них сказали, что поехали в Россию, потому что у них не было возможности выехать куда-то еще[110]. Двое отправились в Россию потому, что им сказали, что из-за боевых действий ехать в сторону контролируемой Украиной территории слишком опасно[111]. Четверо сказали, что поехали в Россию, потому что планировали затем выехать из России в Европу[112]. Двое сказали, что знали, что, если они выедут на украинскую сторону, их потом из-за военного положения не выпустят из страны, поскольку мужчинам в возрасте от 18 до 60 лет, за редким исключением, не разрешается выезжать из Украины[113].

Погрузка в автобусы и дополнительные проверки на границе

Сотрудники Human Rights Watch опросили дополнительно 21 человека в Украине и европейских странах, которые знали кого-то, кого увезли из Мариуполя в Россию и кто на момент написания доклада оставался в России. После прохождения фильтрации эти люди сообщали своим родственникам и друзьям, что у них нет никакого реального выбора, кроме как ехать в Россию. Один из опрошенных сказал: «У них не было другого выбора. Просто представьте себе: дом разрушен, жить негде, и поехать можно только в Россию»[114].

15 опрошенных, которых вывезли в Россию из Мариуполя и его пригородов, рассказывают, что при пересечении российской границы и границы с Крымом их снова проверяли российские пограничники и сотрудники ФСБ, хотя они уже прошли фильтрацию на территории, контролируемой ДНР. Один мужчина, который бежал из Донецка от мобилизации, заплатил взятку человеку, который, по-видимому, состоит в одном из вооруженных формирований ДНР, и тот вывез его из Донецка в Россию без фильтрации[115].

Анатолий В., 58-летний пенсионер, в настоящее время находящийся в Германии, рассказал, что, когда они с сыном выезжали в Крым (аннексированный и оккупированный Россией с 2014 г.), российские военные на блокпосту сфотографировали их, взяли у них отпечатки пальцев, а затем забрали телефоны у них и у всех остальных людей, которые в этот момент находились на блокпосту, и подключили их к своему компьютеру[116]. Вот что он рассказывает:

Они нам сказали, что сражаются с террористами и нацистами и поэтому им нужно проверить в наших телефонах список контактов, фотографии, эсемески, публикации в социальных сетях, переписку и т.д. – в том числе восстановить то, что было удалено. Когда нам вернули телефоны, у всех на экране телефона было сообщение о том, что телефон отключен от компьютера небезопасным образом.

Ирина, которой впоследствии удалось выехать из России в Грузию, рассказывает, что она прошла фильтрацию в Старобешево, после чего ей и другим людям сказали садиться в автобус. Автобус отвез их на российскую границу. Никаких других вариантов им не предлагали[117]. На границе Ирину и всех остальных допросили. В частности, их спрашивали, есть ли у них какие-то связи в России и что они думают про российскую политику. Кроме того, от людей потребовали назвать «коды» от их телефонов (скорее всего, имеется в виду номер IMEI). После пересечения границы их везли еще примерно час и привезли в Таганрог, российский город в Ростовской области, где их разместили в крупном спортивном центре. Там уже находилось много людей, вывезенных их Мариуполя.

Анатолий, который сейчас находится в Норвегии, рассказывает, что после фильтрации его посадили в автобус и отправили на российскую границу. Он хотел выехать на территорию, контролируемую Украиной, но ему сказали, что это слишком опасно из-за сильных обстрелов. На границе его намного более подробно допрашивали мужчины в спортивных костюмах, никак не представившиеся ему:

Они спрашивали: «Откуда вы? Кем работаете? Чем можете это доказать? Что вы думаете про российскую военную операцию? Что думаете про украинскую власть? Есть ли у вас знакомые в России? Есть ли у вас знакомые в украинской армии?» Потом у нас еще раз проверили телефоны[118].

Анатолий рассказывает, что на границе их с приятелем держали и допрашивали часов пять. После этого их пропустили, посадили в автобусы и отвезли, как он говорит, в «центр временного размещения» по ту сторону границы, который находился в ведении российского МЧС. Через несколько часов приехали автобусы и отвезли всех в Таганрог, где их разместили в том же спортивном комплексе, что и Ирину[119].

Свитлана, 24-летняя женщина с окраины Мариуполя, рассказывает, что ни ее, ни ее родственников не спрашивали, хотят ли они ехать в Россию. Тех, кто прошел фильтрацию, просто посадили в автобусы и отвезли на российскую границу[120]. Перед пограничным переходом им пришлось много часов сидеть в автобусе. Ночью было холодно, а отопления в автобусе не было. Туалетов тоже не было. Тяжелее всего было детям и старикам, рассказывает Свитлана. На пограничном переходе им выдали миграционные карточки и велели заполнить их. Также раздали бланки заявления на получение единовременного пособия в 10 тысяч рублей от российских властей. Свитлана говорит, что она и ее родные не стали его заполнять. Сотрудники ФСБ по очереди выборочно уводили людей на допрос. В основном их интересовали мужчины, но иногда допрашивали и женщин. Свитлану тоже допросили. Сотрудник, который ее допрашивал, записал номер IMEI ее телефона и долго задавал вопросы в угрожающей манере. Свитлана рассказывает:

Допрос меня по-настоящему напугал… Он пытался на меня давить психологически… Разговаривал со мной и задавал вопросы так, как будто он что-то про меня знает, как будто меня в чем-то обвиняют… Он допрашивал меня целый час, задавая странные, сложные вопросы и спрашивая по-разному про одно и то же, как будто пытаясь подловить меня на лжи или что-нибудь из меня выудить… Он спрашивал про украинских военных, про людей, которые прятались в убежище вместе с нашей семьей [в Мариуполе]… Я так нервничала, что у меня просто началась -то паранойя[121].

Микита, которого две недели продержали в Приморском в ожидании фильтрации, рассказывает, что российские пограничники завели всех мужчин в комнату для тщательной проверки. Их спрашивали, чем они занимаются, каких политических взглядов придерживаются и есть ли у них родственники или друзья в ВСУ. Кроме того, сотрудники ФСБ изучили содержимое их телефонов, записали их номера IMEI, заставили их раздеться и осмотрели их на предмет наличия на теле татуировок и следов от защитного снаряжения или синяков, которые образуются при стрельбе из автомата[122].

«Марина» рассказала, что ее муж – офицер ВСУ в отставке. Ему удалось пройти фильтрацию в ДНР, но на российской границе он не прошел проверку. Марина рассказывает, что всех мужчин на границе допрашивали «по несколько часов». Ее мужа завели в отдельную комнату. Через некоторое время Марину тоже завели в другую комнату и допросили. Обычно женщин проверяли не так строго, но на Марину, как она считает, обратили особое внимание. Ее допрашивали «очень, очень долго», пытаясь выяснить, не связана ли она каким-то образом с украинскими ультранационалистами. Сотрудники ФСБ просмотрели список контактов у нее в телефоне и расспросили ее по поводу некоторых из этих людей. Они осмотрели ее на предмет наличия татуировок и попросили объяснить смысл имевшейся у нее татуировки. Также ее спрашивали про мужа и его службу в армии. Допрос был настолько долгим и дотошным, что Марина думала, ее сейчас задержат вместе с мужем, и волновалась, что дети останутся одни на границе. В итоге ее пропустили через границу, и она неделю прожила в центре временного размещения в Таганроге, надеясь выяснить что-то про судьбу мужа. Позже она узнала через сотрудников местных правоохранительных органов, что его отправили обратно в ДНР. На момент подготовки доклада он находился в тюрьме в Донецке[123].

Светлана Ганнушкина, председатель комитета помощи беженцам и мигрантам «Гражданское содействие», рассказала Human Rights Watch, что ее организация помогла сотням оказавшихся в России украинцев. Некоторые из них не жаловались на проверку на российской границе и говорили, что с ними обращались уважительно, но некоторые говорили, что были сильно напуганы и травмированы:

Это говорит о том, что обращение в каждом конкретном случае зависит от того, на кого ты попадешь. Если тебе попался сотрудник, который действует профессионально и корректно, тебе повезло. Но может получиться и так, что тебе попадется явный садист, который начинает на тебя давить, угрожать издеваться. Вот, например, одна жещина, стоя с семьей в очереди на проверку [на границе], спросила: «А что будет с теми, кто не пройдет проверку?», на что сотрудник ей ответил: «Да я вот уже с десяток таких расстрелял. Теперь думаю, что с остальными делать». Это, видимо, такая была шутка, абсолютно неуместная. Женщина и без того так уже была измучена после долгой и опасной дороги, и эта реплика перепугала ее чуть ли не до смерти[124]…

Кроме того, Светлана Ганнушкина рассказала, что в течение марта 2022 г. в «Гражданское Содействие» трижды обращались только что прибывшие в Россию граждане Украины, у которых при прохождении проверки на российской границе «исчезли» родственники. В одном случае речь шла о пожилом мужчине; двое других были молодыми мужчинами. На момент подготовки доклада по-прежнему не было никакой информации относительно их статуса и местонахождения, хотя их родные сообщили об их исчезновении российским властям[125].

Светлана Ганнушкина подняла вопрос о злоупотреблениях в ходе проведения проверок и обвинениях в жестоком обращении и исчезновении людей на заседании экспертного совета при уполномоченном по правам человека в России, членом которого она является. Представитель ФСБ в ответ на ее выступление заявил, что проверки абсолютно необходимы, потому что «есть лица, скрывающиеся от правосудия», которые пытаются «прикрыться статусом беженцев». «Если с человеком работают 20 минут, а, может быть, и три часа, значит, это нужно… Мы работаем в интересах безопасности государства», – сказал он. Он добавил также, что ФСБ ничего не знает об исчезновении людей на границе, но обещал навести справки[126].

Другие примеры давления на людей с целью принудить их ехать в Россию или оккупированные Россией районы

Несколько человек, которым для бегства из занятых Россией районов удалось нанять частный транспорт, рассказывают о том, что российские военные и участники связанных с Россией вооруженных формирований оказывали на них косвенное давление, принуждая их ехать в Россию или оккупированные Россией районы.

46-летний Андрий бежал из Мариуполя 10 апреля и проехал 40 км по контролируемой Россией и ДНР территории. Он рассказывает, что российские военные шесть раз останавливали его на блокпостах и обыскивали машину, и каждый раз они спрашивали его, куда он едет, и говорили, что ехать можно только на территорию, контролируемую Россией. В итоге ему все же удалось доехать до Запорожья.

Татьяна и Юлия, мать и дочь, бежали из Мариуполя 20 марта. Автобус привез их в оккупированный российскими войсками город Никольское, где они рассчитывали пересесть на другой автобус до Запорожья. «Мы начали спрашивать, где можно сесть на автобус до Запорожья, потому что мы знали, что хотим ехать в Украину. Но нам сказали, что в Запорожье автобусы больше не ходят – пять дней назад все автобусы перестали ходить, даже автобусы «Красного креста». [Представители местных властей] нам сказали, что ехать можно только в ДНР или в Ростов-на-Дону, в любое место в России, но про Украину можно забыть»[127]. Как уже описывалось выше, в итоге Татьяне и Юлии удалось нанять водителя, который отвез их в Запорожье.

Когда Татьяна, учительница из Мариуполя, 11 апреля выехала из города на микроавтобусе и приехала в Никольское, люди в жилетах с надписью «Волонтер ДНР» сказали ей и ее мужу, что дальше они могут ехать либо в Донецк, либо в Ростов. «Мы спросили, можно ли нам поехать в Бердянск [откуда можно было автобусом доехать до Запорожья], но они ответили, что нельзя», – рассказывает Татьяна[128]. Они с мужем наняли водителя, который отвез их в Бердянск, а оттуда доехали до Запорожья.

Принудительное перемещение 17 детей в ДНР

В начале июня украинский президент Владимир Зеленский заявил, что в Россию были принудительно вывезены 200 тысяч украинских детей[129]. У Human Rights Watch нет возможности достоверно установить, сколько именно детей было вывезено в Россию российскими военными и связанными с Россией вооруженными формированиями, но нашим сотрудникам удалось задокументировать перемещение 17 детей из Мариуполя в ДНР.

В середине марта один украинский волонтер попытался спасти 17 детей возрастом от двух до 17 лет из мариупольского областного костно-туберкулезного санатория. Этот волонтер рассказал Human Rights Watch, что, когда интенсивность боевых действий возросла, он помогал жителям Мариуполя эвакуироваться. Украинские областные власти попросили его вывезти из санатория детей, которых не забрали родственники[130]. 18 марта он обнаружил в санатории 17 детей. Он посадил их к себе в машину скорой помощи. Кроме детей, в машине были еще две семьи, которые тоже хотели бежать из города. Машина стала пробираться на выезд из города.

В Мангуше их остановили на российском блокпосту. Сначала вооруженные люди не пропустили машину, сказав, что выезжать запрещено. Все, кто был в машине, переночевали в Мангуше, в доме у одного из знакомых волонтера. Наутро они отправились в мангушскую больницу, где волонтер попытался получить разрешение вывезти 17 детей. Пока они были в больнице, туда приехала «министр труда и социальной политики» ДНР в сопровождении чиновников и автобусов, а также представителей местных СМИ. «Министр» начала перед камерами раздавать детям гуманитарную помощь. Волонтеру «министр» сказала, что у него нет законного права вывозить детей с территории ДНР. Волонтер ответил, что он постарается договориться с родственниками детей, чтобы они подъехали с украинской стороны к ближайшему переходу и забрали детей, но «министр» отказалась отпустить их. После этого детей посадили в автобус и увезли – по-видимому, куда-то в ДНР.

Шестеро детей жили в приемной семье в Угледаре, и еще шестеро – в приемной семье в селе Комар. Оставшиеся пятеро детей жили не в приемных семьях: их семьи живут в Новотроицком, Мариуполе, Николаевке (Волновахский район) и Доброполье. На момент написания доклада Мариуполь и Новотроицкое находятся под российской оккупацией.

Украинские власти обратили внимание Human Rights Watch на ситуацию с этими 17 детьми[131].

В июне шестерым детям из одной приемной семьи разрешили уехать из Донецка в Россию. Оттуда они выехали во Францию, где они и воссоединились со своими приемными родителями[132]. Где находятся остальные 11 детей – на момент подготовки доклада неизвестно.

Уполномоченный по правам ребенка при президенте РФ Мария Львова-Белова заявляла в мае, что дети из медицинских учреждений в ДНР устроены в приемные семьи в Московской области и что она работает над расширением данной программы, а также что ведется работа по унификации законодательства ДНР и ЛНР с российским законодательством по вопросам опеки и попечительства[133]. К началу июня в Московскую область из Донецка вывезли 58 сирот, и еще 40 детей из ДНР, среди которых дети-сироты, проходили в России лечение и реабилитацию[134]. По словам уполномоченного по правам ребенка, почти 200 детей из Донбасса, оставшихся без попечения родителей, в том числе 30 сирот из Мариуполя, должны были в июле получить российское гражданство[135]. Российские власти передали шестерых украинских детей, чьи родители погибли в ходе военных действий, их родственникам в Украине[136].

Законы вооруженного конфликта запрещают принудительное перемещение и депортацию гражданского населения, в том числе детей, с оккупированной территории, а также запрещают стороне, участвующей в конфликте, эвакуировать детей, которые не являются ее гражданами, в иностранное государство без письменного согласия их родителей или законных опекунов, за исключением случаев, когда речь идет о временной эвакуации, необходимой по неотложным причинам, связанным с состоянием здоровья детей или их безопасностью[137].

Перемещение из Харьковской области в Россию

Сотрудники Human Rights Watch опросили двух человек, которые говорят, что российские военные вывезли их в Россию из Харьковской области без фильтрации, а также десять жителей из других населенных пунктов Харьковской области, которые говорят, что российские военные вывезли в Россию многих из их соседей, а также жителей соседних сел.

Наталия жила в деревне Терновая в 20 км к северо-востоку от Харькова и в 7 км от российской границы. 31 мая ее против воли вывезли в Россию[138]. Население Терновой – примерно 1200 человек. 24 февраля, как рассказывает Наталия, деревню без боя заняли российские войска. Наталия говорит, что российские военные несколько раз предлагали местным жителям уехать в Россию на автобусах. Кроме того, некоторые семьи уехали в Россию на своих машинах. Если кто-то говорил, что хочет уехать на территорию, контролируемую Украиной, военные не выпускали их из деревни, рассказывает Наталия. 28 мая военные пришли к ней домой и в соседние дома и объявили, что открыт «зеленый коридор» на Харьков. Наталья и семеро из ее соседей изъявили желание ехать в Харьков, который контролировался украинской стороной. Вечером 31 мая, как рассказывает Наталия, солдаты вернулись и посадили этих восьмерых человек в автобус, сказав, что он идет в Харьков. Но потом, рассказывает Наталия, «мы приехали в Шебекино, которое находится по ту сторону границы, и я вдруг поняла, что мы в России, хотя мы даже не проходили погранпереход»[139].

Наталию и ее спутников привезли в автоспортивный комплекс «Вираж», на территории которого устроили пункт временного размещения. Там, по словам Наталии, находились тысячи украинцев. Через два дня после прибытия пришли волонтеры и отвезли Наталию на пограничный переход, где ее сфотографировали, дактилоскопировали и попросили заполнить миграционную карточку[140]. Там она познакомилась с украинцами, которых привезли из различных населенных пунктов Харьковской области – Липцы, Стрелечья и Волчанск. После этого Наталью привезли обратно в «Вираж». Она рассказывает, что каждый день на пункт временного размещения привозили примерно по 100 человек из Мариуполя, Харьковской области и Донбасса.

Анализ спутниковых снимков показывает, что 20 марта на парковке АСК «Вираж» было установлено 55 палаток. На снимке от 28 июня можно увидеть как минимум 68 палаток в центральной части парковки и еще пять сбоку. В период с начала мая по 28 июня число палаток не увеличивалось.

Большинство людей дня через два сажали в автобусы, рассказывает Наталия, и отправляли дальше, в какое-нибудь другое место. Но ей удалось отсрочить свое отправление на шесть дней, поскольку она сказала, что у нее в Терновой остался муж и ей нужно дождаться его. 6 июня Наталия уехала из пункта временного размещения поездом в Москву, оттуда выехала в Польшу, а из Польши вернулась в Украину, в находящийся под украинским контролем Харьков.

202208ukraine_FiltrationForcedTransfers_satgraphic_rus — На спутниковом снимке от 28 июня можно увидеть, что в центральной части парковки АСК «Вираж» стоят как минимум 68 палаток и еще пять палаток стоят сбоку. Спутниковый снимок: © 2022 Planet Labs Inc. Анализ и графика: © 2022 Human Rights Watch

24 февраля «Алина» и ее партнер находились на даче в селе Липцы в 20 км к северу от Харькова и 10 км от российской границы. Российские военные вошли в село и оборудовали позицию прямо напротив их дома. «Алина» и ее партнер три недели прятались в подвале, поскольку обстрелы становились все интенсивнее[141]. 18 марта российский офицер осмотрел их подвал, предупредил их, что в ближайшие дни ситуация станет еще более напряженной, и настоятельно порекомендовал им эвакуироваться, пока из центра села еще ходят автобусы. Офицер не применял к ним силу; он сказал, чтобы они сами решали, уезжать им или оставаться, и сказал, что подвал у них достаточно прочный и, «наверное», выдержит сильный обстрел. Но «Алина» и ее партнер решили, что у них фактически нет выбора:

Мы успели краем глаза увидеть, что осталось от соседних домов в результате обстрела. Обстреливали все сильнее и сильнее, и мы понимали, что если в наш дом будет прямое попадание – а они [российские военные] ведь вели огонь прямо от нашего дома, так что в нас вполне могли попасть в ответ – никто нас уже не откопает, никто нам не поможет. Поэтому мы решили уехать. У нас с собой не было никаких документов [паспорта остались в квартире в Харькове], и мы рисковали застрять там [в России], но желание выжить было сильнее… Мы сели в автобус [вместе с другими местными жителями]. Автобус сопровождали [российские] военные; они провели нас через все блокпосты по дороге к границе и потом на Белгород [ближайший к границе Харьковской области российский город][142].

На пограничном переходе «Алину» и ее партнера сфотографировали и дактилоскопировали. Затем пограничники завели их в комнату для разговора с «психологом». Но, как рассказывают «Алина» и ее партнер, разговор скорее напоминал допрос, а «психолог», по всей видимости, был на самом деле сотрудником ФСБ[143].

Вот как описывает этот разговор «Алина»:

Он спросил меня, [в частности], где мои родители. Я ответила, что они «под оккупацией в Запорожской области». Он разозлился и сказал, что у него много времени, так что он сейчас убедит меня, что это никакая не оккупация и не война… Он начал рассказывать нам, что «специальная военная операция» была абсолютно необходима, потому что украинские военные якобы убивали и насиловали людей в Донбассе. Он рассказывал [про украинских военных и руководителей] всякие гадости. Это продолжалось как минимум полчаса. Мы просто сидели молча. Мы же не могли возражать ему или просто встать и уйти[144].

30 мая сотрудники Human Rights Watch посетили Харьков и село Русская Лозовая в 15 км к северу от Харькова и опросили в общей сложности девять местных жителей, в том числе представителя сельской администрации[145]. Опрошенные жители рассказывают, что российские военные, придя в конце февраля, установили на обоих концах села блокпосты. Солдаты, стоявшие на блокпосту с южной стороны села, не выпускали гражданских лиц, которые хотели ехать на контролируемую Украиной территорию. Они говорили, что ехать слишком опасно, потому что дорогу сильно обстреливают. В течение недели военные подготовили эвакуационные автобусы, которые на протяжении нескольких дней вывозили местных жителей в Россию. Как рассказывают жители, солдатам помогал местный православный священник, который обходил дома и составлял списки тех, кто хотел эвакуироваться. Сам священник тоже эвакуировался в Россию на одном из этих автобусов.

70-летний Виктор рассказывает, что его и его соседей российские солдаты тоже уговаривали уезжать в Россию: «Ко мне домой пришли солдаты и сказали, что нужно уезжать. Я говорю: нет, я не хочу, почему я должен уезжать? Он говорят: вы жили под нами, и теперь, если придут ВСУ, они вас накажут. Вас расстреляют»[146]. Виктор говорит, что его сосед поддался на уговоры и уехал в Россию, но сам Виктор отказался уезжать. После того как 27 апреля украинские войска освободили Русскую Лозовую, никаких проблем у Виктора с ними не возникло.

У всех из опрошенных были друзья и родственники, которые эвакуировались в Россию. Эти родственники не захотели общаться с Human Rights Watch напрямую, поэтому у наших сотрудников не было возможности до конца разобраться, как происходил их переезд в Россию. Представитель местной администрации говорит, что из 5 тысяч человек, проживавших в Русской Лозовой до начала вторжения, как минимум 2 тысячи выехали в Россию либо на эвакуационных автобусах, либо на своих машинах[147]. Он говорит, что некоторые семьи отказались уезжать, когда была эвакуация, а потом передумали, но российские военные ответили им, что уже поздно и что «раньше надо было думать»[148].

Чиновник говорит, что российские военные организовали эвакуацию на автобусах и для жителей соседнего села Питомник. Сотрудники Human Rights Watch не смогли посетить Питомник, поскольку в тот момент в районе села еще продолжались бои.

Сотрудники Human Rights Watch опросили женщину из Купянска, города, расположенного неподалеку в Харьковской области. Она рассказала, что российские военные не разрешали ей эвакуироваться никуда, кроме российской территории. В итоге она и ее родные объяснили военным, что ей необходима срочная медицинская помощь, и только тогда им разрешили уехать в Харьков[149].

Пребывание в России

После прохождения границы перемещаемых украинцев обычно отправляли в пункты временного размещения для беженцев. Многим из них приходилось ждать по несколько дней, после чего им говорили ехать дальше автобусом или поездом в другой регион – например, Казань, Воронеж или даже на Дальний Восток, в Хабаровск или Находку[150]. Некоторых с пограничного перехода везли сразу на вокзал и сажали на поезда, идущие вглубь страны.

Некоторые украинцы, оказавшись в пункте временного размещения или на вокзале, сумели самостоятельно уехать и либо поселиться у родственников или друзей, либо снять собственное жилье, либо доехать до границы с какой-нибудь страной Евросоюза или Грузией и выехать из России. Те, у кого было недостаточно денег и не было возможности связаться с родственниками или друзьями в России или обратиться за содействием к активистам, которые помогали украинцам, обычно считали, что у них нет иного выбора, кроме как ехать туда, куда им сказали.

Опрошенные Human Rights Watch люди, либо их вывезенные в Россию родственники или друзья, оказывались в самых разных регионах России. Из тех, кого вывозили из Мариуполя и его окрестностей, всех сначала везли в Таганрог, город в Ростовской области в 72 км от границы. В Таганроге некоторых селили в большом спортивном комплексе, который превратили в пункт временного размещения. Одна семейная пара рассказала Human Rights, что они несколько недель жили на турбазе в 25 км от Воронежа[151]. Еще одна женщина сказала, что из ее знакомых кого-то отправили в Пензу (629 км на юго-восток от Москвы), кого-то – во Владимир (193 км на северо-восток от Москвы), а кого-то – во Владивосток[152].

Те, кто жил в пунктах временного размещения в России, рассказывают, что в помещениях было чисто, была возможность помыться, было обеспечено регулярное горячее питание, но при этом они говорят, что и они сами, и другие люди, которые находились там вместе с ними, чувствовали себя незащищенными и растерянными. Они не знали, чего им ждать и какие у них есть права, особенно при общении с представителями российских властей, в том числе следователями.

Активисты, которые оказывали украинцам помощь, и некоторые из опрошенных Human Rights Watch перемещенных украинцев рассказывают, что в пунктах временного размещения российские следователи давили на людей, добиваясь от них показаний о том, что они были или свидетелями, или жертвами военных преступлений со стороны украинских военных[153].

«Следователь хотел, чтобы я подписала заявления о том, что якобы видела, как украинская армия совершает военные преступления, и я отказалась, – рассказывает одна из перемещенных украинок. – Но я видела, что другие люди подписывали такие показания – особенно пожилые. Многие даже не понимали, что они подписывают. Они были полностью зависимы от российских властей и боялись, что если откажутся выполнять их требования, у них будут неприятности»[154].

«Алина» из Харькова рассказала Human Rights Watch, что когда ее и ее партнера допрашивали в пункте временного размещения в Воронежской области, следователи задавали им вопросы про «геноцид в Донецке» и про то, как украинские войска якобы «обстреливали Мариуполь»[155].

Нас допрашивали примерно по полчаса каждого. Они хотели, чтобы мы рассказали им, что нам известно про обстановку в Харькове и вокруг него. Спрашивали, какое вооружение есть у «нацистов» и где располагаются украинские военные части. Они все время говорили, что нам нужно активнее сотрудничать с ними, потому что иначе Харьков сотрут с лица земли и нам будет некуда возвращаться. Но мы просто повторяли, что мы ничего не знаем[156]…

Российские власти приняли меры для облегчения и ускорения процесса получения украинцами временного убежища и российского гражданства. 5 марта президент Путин подписал «Указ о въезде, пребывании и выезде из России иностранных граждан с территорий ЛНР, ДНР и Украины»[157]. В этом указе, который официально призван помочь мирным гражданам, бегущим из районов боевых действий, устанавливается упрощенная процедура для въезда в Россию (в частности, возможность въехать на территорию РФ даже в отсутствие необходимых документов – например, загранпаспорта) и дается право 15 дней находиться на территории РФ без регистрации. В течение этого срока вновь прибывшие могут либо попросить убежища в России, либо отдохнуть и отправиться дальше, в какую-нибудь другую страну. Те, кто получил убежище, имеют право подать заявку на вид на жительство и при условии владения русским языком по упрощенной процедуре получить российское гражданство на основании принятого в апреле 2020 г. закона., который свел к минимуму требования, предъявляемые к гражданам Украины из Донбасса[158].

18 февраля, за неделю до начала полномасштабного российского вторжения, президент Путин издал особое распоряжение об упреждающей эвакуации гражданского населения из ДНР и ЛНР, согласно которому всем вновь прибывшим выплачивалось единовременное пособие в 10 тысяч рублей[159]. Кроме того, у беженцев и лиц, обратившихся за временным убежищем, есть в России определенные права. Так, в частности, они имеют право на материальную помощь и содействие в поиске работы и жилья. Тем, кто находится в пунктах временного размещения, гарантируется питание и безопасность[160].

Светлана Ганнушкина из комитета «Гражданское содействие» отмечает, что на практике воспользоваться этими льготами очень сложно:

Заявки на выплату 10 тысяч рублей обрабатываются в Ростове, и на это уходит очень много времени. Люди месяцами не могут получить деньги и оказываются без средств к существованию. Даже если им удается получить пособие, это не регулярная выплата, а единовременная. При этом с поисками работы и жилья им никто реально не помогает. Власти не справляются с таким наплывом людей. Наш организация, другие коллеги, волонтеры делают все возможное, но потребность очень большая, и мы просто не в состоянии заткнуть собой все дыры[161].

Украинцы, которые жили в России в пунктах временного размещения, и помогающие украинцам российские активисты рассказали, что власти рекомендуют находящимся в ПВР людей писать заявления на получение временного убежища, не объясняя, как устроен этот процесс[162]. Одна российская активистка, которая в марте-апреле 2022 г. помогла 100 с лишним украинцам, подчеркивает, что по российским законам человек, который получает временное убежище, должен сдать свой паспорт на хранение в МВД, а вместо этого ему выдается свидетельство о предоставлении временного убежища. «Но многие из тех, кто приехал из Украины, этого не понимали, – говорит она. – Им никто толком ничего не объяснил, и они не понимают, что если они собрались уезжать из России, то имеют полное право в любой момент потребовать свой паспорт назад – и никто не будет им чинить препятствий. То есть, многие, сдав паспорт, думают, что у них уже нет возможности вернуться в Украину»[163].

Некоторые из опрошенных Human Rights Watch перемещенных украинцев описывали трудности, с которыми они и их семьи столкнулись, пытаясь передвигаться самостоятельно.

24-летняя Свитлана рассказывает, что, пройдя границу и оказавшись в России, ее семья решила дальше ехать самостоятельно, но сначала им не позволили этого сделать. Свитлана говорит, что сначала их заставили сесть в поезд и отправиться вглубь страны, в другой регион России, в составе целой группы вновь прибывших украинцев и в сопровождении представителей российских властей, и только там их уже отпустили. Они хотели отказаться от поезда, но представители властей сказали им, что отказаться нельзя и что они должны ехать вместе с группой[164]. Другая женщина, Юлия, рассказывает, что ее брата, который отказался ехать в пункт временного размещения и поехал со своей семьей отдельно, «останавливали и допрашивали на каждом вокзале», потому что его украинский паспорт вызывал у российских полицейских подозрение[165]. Еще одна женщина рассказывает, что, когда она ушла с детьми из пункта временного размещения и поселилась на несколько дней в частной квартире в Ростовской области, сотрудники полиции пытались устроить ей допрос и добивались от владельца квартиры сведений о ней[166].

Выезд из России

Некоторые из перемещенных украинцев пытались сразу же уехать из России. Перейдя границу с Евросоюзом, они обосновывались в Бельгию, Германию, Норвегию, Польшу, Финляндию, Швецию или Эстонию – или возвращались обратно в Украину. Некоторые из России выезжали в Грузию. Для помощи украинцам, желающим покинуть Россию, возникло объединение российских, украинских и европейских активистов. Официального запрета на выезд украинцев из России не было, но многие украинцы сталкивались в ходе этого процесса с различными трудностями. Например, у некоторых из них не было с собой нужных документов, а некоторые не знали, какие у них есть опции. Некоторых украинцев, перед тем как выпустить их из России, допрашивали на границе.

Официальной статистики относительно того, скольким из вывезенных в Россию украинцев удалось уехать в другие страны, нет. Из тех 18 человек, которых опрашивали сотрудники Human Rights Watch, уехать из России удалось всем; в том числе двоим удалось через европейские страны вернуться назад в Украину[167]. Многие украинцы говорили Human Rights Watch, что у них есть вывезенные в Россию родственники и друзья, которые либо сумели выбраться из России, либо ищут возможности для выезда в настоящее время. Активисты рассказывают, что им удалось помочь с выездом сотням украинцев.

Ирина рассказывает, что, когда ее и других украинцев привезли из Мариуполя в пункт временного размещения на территории спорткомплекса в Таганроге, им сказали, что на следующий день их отправят в другие регионы России, подальше от украинской границы. Ирина знала, что не хочет оставаться в России, поэтому она и еще шесть человек из ее группы собрали деньги и наняли водителя, который помог им уехать. В итоге они добрались до Тбилиси[168]. Анатолий, которого сначала тоже привезли в спорткомплекс в Таганроге, рассказывает, что всем сказали садиться в автобусы, которые отвезут их в дом отдыха в Кировской области. Тогда Анатолий с приятелем решили на свои деньги доехать автобусом до Ростова, оттуда – в Москву, а из Москвы – до границы с Эстонией[169]. Активисты и перемещенные украинцы рассказывают, что особые проблемы с поиском информации и получением помощи для выезда из России возникают у тех, у кого нет смартфона или денег, у тех, кто не пользуется социальными сетями, и у пожилых людей. «Я целый месяц пыталась придумать, как мне уехать, пока не нашла в соцсетях группу [чат гражданской инициативы Helping Leave в Telegram], где предлагали помощь таким людям, как я, – рассказала одна женщина. – Это было словно чудо… Они организовали мне транспорт до границы, помогли с жильем, посоветовали, как лучше все сделать. Помогали буквально на каждом шагу. Но если ты не в Интернете, то ты никогда и не узнаешь, как получить помощь»[170].

Некоторые из перемещенных украинцев хотели вернуться в Украину, но на практике это можно было сделать только через третьи страны. Некоторые из жителей Мариуполя не хотели возвращаться в Украину, особенно если им было негде жить, поскольку их жилье оказалось разрушено или повреждено в ходе обстрелов, или из-за того, что их город был полностью оккупирован российскими войсками, и в таком случае они предпочитали выехать в какую-нибудь третью страну.

Четверо активистов, которые помогали украинцам уезжать из России, рассказали Human Rights Watch, что некоторые украинские семьи, в которых были мужчины в возрасте от 18 до 60 лет, опасались, что, если они вернутся в Украину, на мужчин могут завести уголовное дело за уклонение от призыва[171]. По крайней мере трое из опрошенных мужчин, которых принудительно вывезли в Россию, тоже высказывали такие опасения в разговоре с Human Rights Watch[172].

Четверо из опрошенных Human Rights Watch украинцев сказали, что у них не было никаких проблем ни с тем, чтобы уйти из пункта временного размещения, куда их привезли сразу после перехода границы, ни при перемещении по России[173]. Однако некоторым из них пришлось какое-то время ждать, прежде чем им разрешили перемещаться самостоятельно. 24-летняя Свитлана, жительница одного из пригородов Мариуполя, рассказывает, что ее семья сразу же захотела ехать отдельно. Но им сказали, что отдельно нельзя и что они должны ехать на автобусе до Таганрога, а оттуда – поездом до Владимира с той же группой, с которой они пересекали границу. Приехав во Владимир, семья Свитланы отказалась селиться в пункте временного размещения; вместо этого они с помощью своих знакомых в России самостоятельно организовали транспорт и в итоге уехали в Европу[174].

Некоторые из тех, у кого не было с собой документов, при попытке выехать из России столкнулись с серьезными проблемами. Многие украинцы приехали в Россию без паспортов, потому что их привезли прямо из убежища, а документы остались в разрушенных или поврежденных домах. В некоторых случаях российские пограничники отказывались выпускать граждан Украины, если у них при себе было только украинское удостоверение личности или пенсионное удостоверение. Но были и такие случаи, когда людям разрешали покинуть страну без паспорта[175].

«На деле раз на раз не приходится», – говорит российская активистка, которая в особо сложных случаях помогала украинцам уезжать из России.

Мне каждый день в работе попадаются два-три случая, когда у украинцев нет при себе нужных документов. Что-то у них, конечно, есть – ксерокопия, или пенсионное удостоверение, или «Дия» (украинское электронное удостоверение личности), но это все не то, что нужно на границе. Если у тебя документы не в порядке, то с российскими пограничниками все непредсказуемо. У меня было несколько случаев, когда люди попытались пройти границу [без паспортов], и пограничники их не пустили [из-за отсутствия документов]. Они отошли, дождались, пока заступит новая смена, попробовали еще раз – и их пропустили. Одна пожилая женщина подходила к одним и тем же пограничникам три раза, и в итоге в третий один из пограничников пожалел ее и просто махнул рукой, чтобы она проходила[176].

Сотрудники Human Rights Watch задокументировали один случай, когда мужчина, у которого паспорт остался в Мариуполе, вскоре после прибытия в Россию пошел с женой в миграционную службу в Таганроге. Он объяснил дежурному сотруднику свою ситуацию, четко сказал, что его семья хочет как можно скорее уехать из России в Европу, и спросил, что ему делать. В ответ сотрудник дал ему бланк письма на имя руководителя «миграционной службы» ДНР, в котором говорится, что заявитель как «гражданин ДНР» просит содействия в возвращении в ДНР[177]. Сотрудник настоятельно рекомендовал мужчине указать в бланке свои данные, подписать заявление и потом получить новый паспорт ДНР на «границе» между Россией и ДНР. «Муж настолько растерялся и был в таком отчаянии, что чуть было не подписал это документ, даже не понимая толком, что там написано, – рассказала Human Rights Watch его супруга. – Я тоже там не все до конца поняла, но насторожилась. Настояла, что мы возьмем бланк с собой и покажем его юристу. Мы позвонили правозащитнице, которая нам помогала, и она сказала, чтобы мы ни в коем случае не подписывали, что они пытаются сделать так, чтобы муж принял гражданство ДНР, а когда он приедет за паспортом на границу, его могут сразу мобилизовать»[178].

Некоторые из перемещенных украинцев рассказывают, что на границе российские пограничники устраивали им допрос – даже если у них были с собой паспорта. Анатолий, который сейчас находится в Норвегии, рассказывает, что, когда они с приятелем уезжали из России и показали на границе свои украинские паспорта, их вывели из очереди и начали снова допрашивать: «Спрашивали, как мы тут оказались, и что было в Мариуполе, и есть ли у нас друзья в украинской армии, и много другого. Снова копались у нас в телефонах, просматривали список контактов»[179]. В итоге, рассказывает Анатолий, им поставили в паспорте штамп о выезде из РФ и пропустили.

Одна активистка из группы Helping Leave рассказал Human Rights Watch, что одна семья, которой они помогали, должна была ехать на эстонскую границу, но опоздала на поезд. Пока они стояли на вокзале и ждали поезда, к ним подошли сотрудники полиции. Они забрали одного из мужчин, отвели его в кабинет в здании вокзала и несколько часов допрашивали[180].

Один мужчина, который вместе с сыном подвергался допросам и угрозам на этапе фильтрации, рассказывает, что когда он уезжал из России, пограничники снова устроили ему допрос и продержали его с часу ночи до восьми часов утра: «Они проверяли всех мужчин. В итоге я уже не выдержал и говорю пограничнику: «Нас уже пятый раз допрашивают! Что вы хотите найти?» Но они все допрашивали и допрашивали, проверяли телефоны и документы, причем вели себя еще более жестко, чем во время других допросов»[181]. После продолжительного допроса его в итоге пропустили, и он уехал в Германию.

Благодарности

Этот доклад был подготовлен старшим сотрудником отдела кризисов и конфликтов Human Rights Watch Белкис Вилле и заместителем руководителя отдела Европы и Центральной Азии Human Rights Watch Таней Локшиной. Со сбором материалов для доклада помогали: старший специалист по Украине Юлия Горбунова, руководитель отдела кризисов и конфликтов Айда Сойер, заместитель руководителя отдела кризисов и конфликтов Джерри Симпсон, сотрудник отдела кризисов и конфликтов Ричард Уиэр, заместитель руководителя отдела по правам детей Билл ван Эсвельд и стажер отдела Европы и Центральной Азии Ханна Курек.

Редактор доклада – руководитель отдела кризисов и конфликтов Айда Сойер. Юридическое сопровождение: старший юрисконсульт Эслинг Риди. Программное сопровождение: заместитель программного директора Том Портиес. Консультативная поддержка по специальной тематике: первый заместитель руководителя отдела Европы и Центральной Азии Рейчел Денбер, руководитель отдела по правам беженцев и мигрантов Билл Фрелик, старший специалист по Украине Юлия Горбунова, заместитель руководителя отдела по правам детей Билл ван Эсвельд, сотрудник отдела Азии и редактор по теме здравоохранения Джулия Блекнер, старший сотрудник отдела искусственного интеллекта и прав человека Эймос Тоу, руководитель направления общественных кампаний в отделе Европы и Центральной Азии Филипп Дам и заместитель руководителя отдела по работе с ООН Люси Мак-Кернан.

К публикации доклад готовили: бывший заместитель руководителя отдела кризисов и конфликтов Мадлен де Фигурейдо, временный координатор отдела кризисов и конфликтов Эмма Уилбур, старший координатор издательского отдела Трэвис Карр, стажер отдела Европы и Центральной Азии Соня Стадлер и старший менеджер Фицрой Хепкинс.

Благодарим всех, кто помогал в подготовке этого доклада, рассказывая свои истории несмотря на связанный с этим риск. Также благодарим активистов в России и странах Европы, которые активно помогали нашим сотрудникам в работе над докладом и делились информацией.

Регион / Страна

Тема

Теги

Боевые действия между Россией и Украиной

«У нас не было выбора»

Краткое содержание

Рекомендации

Относительно принудительного перемещения в Россию и на оккупированную Россией территорию

Российским и связанным с Россией властям:

Украинским властям:

Другим государствам:

Международным и региональным организациям, в том числе Комиссии ООН по расследованию событий в Украине, УВКБ, МОМ и Совету Европы:

Относительно условий размещения в России

Российским властям:

Другим государствам, которых это касается:

Относительно фильтрации

Российским и связанным с Россией властям:

Другим государствам:

Методология

Предыстория

Осада Мариуполя

Интенсивные обстрелы в Харьковской области

Принудительное перемещение гражданского населения с точки зрения международного права

Фильтрация

Дорога до фильтрационного пункта

Бегство из Мариуполя

Как людей забирали на улице, из дома, из убежища

Процесс фильтрации

Возможности уклониться от фильтрации

Сбор биометрических данных в контексте фильтрации

Право на неприкосновенность личной жизни

Другие нарушения, связанные с фильтрацией

Содержание гражданских лиц под стражей и интернирование гражданских лиц

Казацкое

Безыменное

Принудительное перемещение в Россию и на оккупированные Россией территории

Перемещение из Мариуполя в Россию

Погрузка в автобусы и дополнительные проверки на границе

Другие примеры давления на людей с целью принудить их ехать в Россию или оккупированные Россией районы

Принудительное перемещение 17 детей в ДНР

Перемещение из Харьковской области в Россию

Пребывание в России

Выезд из России

Благодарности

Краткое содержание

Рекомендации

Относительно принудительного перемещения в Россию и на оккупированную Россией территорию

Российским и связанным с Россией властям:

Украинским властям:

Другим государствам:

Международным и региональным организациям, в том числе Комиссии ООН по расследованию событий в Украине, УВКБ, МОМ и Совету Европы:

Относительно условий размещения в России

Российским властям:

Другим государствам, которых это касается:

Относительно фильтрации

Российским и связанным с Россией властям:

Другим государствам:

Методология

Предыстория

Осада Мариуполя

Интенсивные обстрелы в Харьковской области

Принудительное перемещение гражданского населения с точки зрения международного права

Фильтрация

Дорога до фильтрационного пункта

Бегство из Мариуполя

Как людей забирали на улице, из дома, из убежища

Процесс фильтрации

Возможности уклониться от фильтрации

Сбор биометрических данных в контексте фильтрации

Право на неприкосновенность личной жизни

Другие нарушения, связанные с фильтрацией

Содержание гражданских лиц под стражей и интернирование гражданских лиц

Казацкое

Безыменное

Принудительное перемещение в Россию и на оккупированные Россией территории

Перемещение из Мариуполя в Россию

Погрузка в автобусы и дополнительные проверки на границе

Другие примеры давления на людей с целью принудить их ехать в Россию или оккупированные Россией районы

Принудительное перемещение 17 детей в ДНР

Перемещение из Харьковской области в Россию

Пребывание в России

Выезд из России

Благодарности

Похожие статьи

Принудительное перемещение украинцев в Россию

Принудительное перемещение украинцев в Россию