По словам пострадавших от пыток, силовые методы правоохранительных органов были весьма эффективными. Жена человека, арестованного за частное изучение ислама, рассказывала Хьюман Райтс Вотч: «Муж говорил, что ему грозили зубы повырывать. Потом подписать велели. Его по ногам били, обернули ноги газетами и подожгли. Через два дня он сказал все, что они хотели… Его в Таштюрьму отвезли, так там отказались принять: такой плохой был. А милиция его там все равно оставила, так что все равно взяли».^[872]

В то время как президент И.Каримов обещал прощение тем независимым мусульманам, которые раскаются в своих «ошибках», на деле в милиции их подвергали пыткам, чтобы заставить просить о прощении. Пропагандистская кампания велась с акцентом на раскаяния обвиняемых, представляя правительство искренним и великодушным. Министр внутренних дел З.Алматов утверждал, что раскаявшиеся десятками являются в органы милиции и что «к ним не принимается никаких мер, никаких наказаний».^[873] Ему вторил представитель МВД майор Фахриддин Исломов: «Более 700 молодых людей, которые по заблуждению пошли за различными религиозными течениями, явились в правоохранительные органы, чтобы попросить прощения. Ни один из них не был наказан, всех простили, и они вернулись к своим семьям».^[874] При этом несколько подсудимых на процессе по делу 13 членов «Хизб-ут-Тахрир» летом 1999 г., в том числе Зафар Авазов и Улмасбек Хакимов, рассказывали, как в милиции их силой принуждали просить прощения у президента.^[875]

Угрозы пыток

Для принуждения задержанных по религиозным основаниям к даче показаний на себя и других правоохранительные органы используют не только физическое насилие, но и угрозы различного характера. 25-летняя мать четверых детей Фируза Курбанова рассказывала, как при аресте ее грубо оскорбляли и угрожали ей недозволенным обращением. 21 декабря 2000 г. ее доставили в Шейхантаурский РОВД, где «говорили вещи, которые для женщины невыносимы».^[876] Ее спрашивали, когда она последний раз была с мужем и намекали, что в Таштюрьме у нее «будет много мужей».^[877] Курбановой говорили, что если она не признается в членстве в «Хизб-ут-Тахрир», ее отведут в подвал РОВД и будут там по очереди насиловать.^[878] В результате Курбанова подписала требуемые показания. Шейхантаурским райсудом она была осуждена на год условно за членство в незаконной религиозной организации.^[879]

Для давления на задержанных используются также угрозы в адрес их родственников. Во время допроса Шухрата Абдурахимова сотрудники милиции угрожали арестовать его жену и мать, если он не подпишет признательные показания.^[880] Хусан Максудов, обвинявшийся в «ваххабизме», на суде рассказывал, как в предварительном заключении в МВД ему «говорили, что заберут жену и изнасилуют ее, а детей пытать будут», если он не согласится на предъявленные обвинения.^[881] 25-летний Кахрамон Саидходжаев, арестованный за частное изучение ислама и обвиненный в антигосударственной деятельности, спрашивал судью: «Почему я должен показывать на родственников как на «ваххабитов»? Я ничего против них не имею, меня пытали, чтобы я так сказал. Сказали, что если не оговорю их, меня убьют. Я правду говорю. Боялся очень… Сказали, что если не признаю – жену мою заберут и у меня на глазах изнасилуют».^[882]

<Во многих случаях задержанные идут на самооговор, чтобы прекратить издевательства над родственниками. 18 ноября 1999 г. ташкентской милицией был арестован Мунавар Хасанов, сына которого – Исмаила Хасанова перед этим арестовали за «религиозный экстремизм». Старшего Хасанова привели в кабинет, где его сына, подвешенного за лодыжки, периодически «роняли» головой об пол и избивали.^[883] Сотрудники милиции заявили отцу, что могут сделать с Исмаилом все что угодно, даже убить, и никто не узнает.^[884] Мунавар Хасанов согласился подписать признание, чтобы прекратить мучения сына.^[885] Впоследствии уже Исмаила поставили перед избитым отцом и, под угрозой новых побоев потребовали от сына подписать признание, что тот и сделал.^[886] В итоге оба были осуждены по надуманным обвинениям и отправлены в колонию.^[887] Исмаил Хасанов был осужден 15 мая 2000 г. на 24 года лишения свободы,^[888] Мунавар Хасанов – 16 февраля 2000 г. на три года лишения свободы.^[889]

Безразличное отношение к пыткам со стороны прокуратуры и суда

По закону органы прокуратуры и суды обязаны защищать задержанных, обвиняемых и подсудимых от пыток, однако в подавляющем большинстве случаев этого не делается. Прокуратура не проводит добросовестного расследования жалоб на пытки, поступающих от тех задержанных, кто все же отваживается заявлять о нарушениях. Более того, зачастую для того чтобы проверка вообще состоялась, дело должно дойти до смерти человека в предварительном заключении. Суды, как отмечалось выше, практически неизменно отказываются принимать во внимание заявления подсудимых о пытках и приобщают к делу признания и другие показания, полученные под пытками на предварительном следствии.

Примером может служить дело Нахмиддина Джувашева, осужденного за членство в «Хизб-ут-Тахрир»,^[890] которого в феврале-марте 1999 г. держали сначала в джизакском управлении СНБ, затем – в подвале городского СИЗО. В течение почти двух месяцев изолированного содержания под стражей его неоднократно избивали.^[891] В апреле 1999 г. адвокат Джувашева обратился с жалобой на имя прокурора Джизакской области М.Отабаева, однако никакой проверки не последовало. Вместо этого Джувашева в отместку за жалобу подвергли новым пыткам. После передачи дела в Джизакский областной суд адвокат обратился с аналогичной жалобой к судье, однако тот отказался назначить расследование. Суд проигнорировал заявления подсудимого о пытках, приобщил к делу полученные под пыткой признания и на этом основании приговорил Джувашева к девяти годам лишения свободы.

Как следует из жалоб, события развивались следующим образом: 13 марта 1999 г. следователь СНБ Шавкат Якшиев отвез Джувашева в МВД в Ташкент. Там Якшиев, сотрудники Баходир Курбанов и Рустам Мустафакулов, а также сотрудник по имени Абдулхамид и еще несколько неустановленных лиц отвели Джувашева в подвал, сковали ему руки наручниками, после чего в течение девяти часов били его ногами и дубинками. После этого они потребовали, чтобы Джувашев написал все, что ему скажут.^[892] «У меня ноги распухли, и все тело. Я несколько раз терял сознание», - вспоминал Джувашев.^[893] Из МВД его перевели в следственный изолятор в Учтепе, где Джувашев находился с 16 марта по 6 апреля. Там сотрудник управления по борьбе с коррупцией по имени Фарход и еще один человек в течение трех или четырех дней в одном из кабинетов избивали Джувашева и издевались над ним.^[894] Как утверждает Джувашев, ежедневно также приезжал Б.Курбанов из управления по борьбе с коррупцией, который выводил его во двор, где оскорблял и избивал дубинкой по голове:^[895] «Я тебе такие пытки устрою, что ты все сделаешь, что потребуют, а потом сдохнешь».^[896]

В следственном изоляторе в Учтепе состояние здоровья Джувашева было зафиксировано администрацией, и был якобы даже признан факт нанесения побоев.^[897] На следующий день после поступления в это учреждение (предположительно - 17 марта) у Джувашева было затруднено дыхание, и ему даже пришлось вызывать «скорую».^[898]

Как утверждает Джувашев, следователь Ш.Якшиев велел ему отказаться от адвоката, однако арестованному удалось получить одно свидание с защитником под предлогом того, что тот будет уволен сразу после встречи.^[899] На встрече с адвокатом М.Тогаевым Джувашев сразу сообщил о пытках, следы которых были ясно видны (в том числе распухшие ноги).^[900]

В жалобе на имя прокурора Джизакской области от 17 апреля 1999 г. адвокат М.Тогаев назвал имена нескольких сотрудников, пытавших Джувашева, и потребовал провести медицинское освидетельствование и служебное расследование.^[901] Сам Джувашев утверждал, что к нему в следственный изолятор приезжал первый заместитель прокурора Р.Ташкулов, которому арестованный подробно рассказал о нарушениях.^[902]

В отместку за жалобы Джувашева раздели до нижнего белья, заковали в наручники, подвесили за горизонтальную балку и больше трех часов избивали дубинками.^[903] «С помощью таких пыток, унижений и угроз следователь Шавкат Якшиев заставил меня написать под диктовку, что я якобы сломал ногу и получил множественные ушибы в результате падения со второго яруса нар, а не в результате побоев», - утверждал Джувашев,^[904] который, тем не менее, не оставил попыток привлечь своих мучителей к ответственности. 23 апреля 1999 г. он написал новую жалобу.^[905] По сведениям из осведомленного источника, заместитель прокурора Джизакской области Шамсилулов ответил письмом, в котором якобы говорилось: «Никто Вас не избивал, и Вы должны отказаться от Вашего адвоката».^[906]

Поскольку Джувашев все еще содержался в том же следственном изоляторе, ему вновь отомстили за жалобу: на этот раз его, в частности, били по пяткам. 27 апреля Джувашев подписал еще одно подготовленное заявление о том, что его никто не бил и что он отказывается от адвоката.^[907] Еще три дня после этого, как утверждают видевшиеся с ним  впоследствии, он был не в состоянии даже поднять голову.^[908]

На процессе в Джизакском областном суде в июле 1999 г. Джувашев заявил о «жестоких и бесконечных» пытках,^[909] однако на основании его собственных признательных показаний был осужден на девять лет лишения свободы.

Впоследствии срок был заменен на условный, однако 5 августа 2000 г. Джувашева вновь арестовали и подвергли физическому давлению в милиции. 15 января 2001 г. он был осужден на 14 лет за посягательство на конституционный строй.

Еще одним примером безразличного отношения суда к проблеме пыток может служить дело, слушавшееся в Ташкентском городском суде в 2000 г. Подсудимый Даниёр Содыков заявил, что в милиции его избивали и изнасиловали, чтобы принудить к признанию в членстве в «Хизб-ут-Тахрир». Судья Рахмонов спросил, жаловался ли подсудимый на нарушения, фактически переложив таким образом ответственность на жертву.^[910] Содыков ответил: «Я не мог даже сказать сотрудникам, чтобы меня бить прекратили, какую я мог еще жалобу написать? Кому я мог пожаловаться?»^[911] Никакой проверки по данному заявлению не последовало.

На одном из групповых процессов 2002 г. независимые мусульмане заявили, что сотрудники ташкентской милиции пытали их током, избивали и душили противогазами и пластиковыми пакетами. Когда подсудимый Искандер Худойберганов стал рассказывать о том, какие следы пыток он видел у другого подсудимого, судья Н.Рустамов заметил, что МВД, где, как утверждалось, и происходили пытки, «это не курорт».^[912]

На процессе по делу 15 членов «Хизб-ут-Тахрир», проходившем в июне-июле 2003 г., судья оставил без внимания заявления подсудимых о жестоких пытках на предварительном следствии. 10 июня подсудимый Икром Норходжаев заявил: «На меня надели наручники. Заставили лечь на пол в подвале. Меня били по пяткам и еще деревянной палкой. Я не мог ходить – приходилось ползти на допрос… Один Аллах знает, что еще было. Мне стыдно рассказывать».^[913] 11 июня давал показания подсудимый Хикмат Буриев: «Меня много пытали. Противогаз надевали, по пяткам били. Спросите других – нас даже насиловали… Следователь заставил меня подписать бумагу, которую за меня написали».^[914] По словам наблюдателя на процессе, судья даже не задавал этим подсудимым уточняющих вопросов.^[915] За два с половиной часа, пока он зачитывал приговор, он лишь однажды упомянул, что Буриев утверждал, что его заставляли подписывать показания.^[916]

Суд и назначение наказания

В Узбекистане подсудимым, как правило, не приходится рассчитывать на справедливый суд. Обвиняемые по «религиозным» статьям при этом сталкиваются с еще большими проблемами в обеспечении процессуальных гарантий на этапе судебного слушания. Судебная система не является независимой от исполнительной власти.^[917] Доминирующая роль в зале суда принадлежит прокурору, который осуществляет следствие и поддерживает обвинение. Судьи относятся к прокурорам с откровенным почтением и руководствуются их мнением. При этом к подсудимым они относятся с враждебностью и подозрительностью, оставляя в стороне принцип презумпции невиновности. Коррупция в судебной системе носит всеохватывающий характер.^[918]

На процессах по делам независимых мусульман подсудимые лишены права на допрос свидетелей обвинения.^[919] Случаи наступательной защиты являются исключением: обычно адвокату отводится второстепенная роль, и он ведет себя робко и пассивно. Подсудимые должны строго придерживаться «текста» признания или покаяния, в противном случае их просто лишают слова. Судьи систематически игнорируют или не уделяют должного внимания заявлениям о фабрикации доказательств и применении методов давления, включая пытки, на предварительном следствии.

В Узбекистане дела рассматриваются профессиональным судьей и двумя заседателями. Последние представляют собой обычных граждан, которые слушают дело вместе с судьей и имеют право задавать вопросы подсудимым и свидетелям, однако обычно они не проявляют активности. На процессах, за которыми наблюдали представители Хьюман Райтс Вотч, многие заседатели значительную часть времени просто спали.

Прокурор, который осуществляет надзор за предварительным следствием и поддерживает обвинение в суде, пользуется на процессе очевидно большим влиянием, чем защита. На десятках судов, где присутствовали представители Хьюман Райтс Вотч, судьи систематически шли на поводу у прокуроров как по вопросам технического характера, так и по существу дела. В случае несогласия с решением суда прокурор может опротестовать его.^[920] Принесение протеста, отмена или изменение решения может повредить карьере судьи. Как отмечалось в докладе Министерства юстиции США о судебной системе в Узбекистане, «в некоторых случаях суд может назначить суровое наказание, чтобы избежать прокурорского протеста. Существует мнение, что если решение судьи будет опротестовано три или более раз, его карьеру можно считать практически законченной».^[921]

В Узбекистане, как и во многих государствах бывшего СССР, суд почти всегда завершается обвинительным приговором. На процессах по делам независимых мусульман приговор практически предрешен, поскольку судья руководствуется жестким законодательством в области религии.^[922] За редким исключением, подсудимому не приходится рассчитывать на оправдательное решение. Хьюман Райтс Вотч известно только об одном случае оправдания подсудимого из числа независимых мусульман. При назначении наказания судьи неизменно удовлетворяют требования прокурора, хотя закон предоставляет им право выбора наказания в пределах установленных границ. На ранних этапах кампании репрессий против независимых мусульман, особенно после февральских взрывов в Ташкенте в 1999 г., типичным сроком наказания было от 12 до 20 лет лишения свободы. В 2003 г. подсудимым обычно давали от 8 до 10 лет.

Лишение права допрашивать свидетелей

На процессах по делам независимых мусульман судьи систематически отказывают подсудимым в праве задавать вопросы свидетелям обвинения. Главным доказательством вины становятся «признания» подсудимых и свидетелей обвинения (многие из которых сами осуждены за религию), полученные с помощью пыток или других методов принуждения. Если бы такие свидетели лично присутствовали в зале суда, защита могла бы допросить их, в том числе об обстоятельствах, при которых были получены показания. Однако обвинение систематически ограничивается письменными показаниями, которые, как утверждается, были даны на подсудимого уже осужденными людьми. Отмечено несколько случаев, когда свидетель обвинения, показания которого фигурировали в деле, к моменту начала суда уже был расстрелян. В других случаях свидетелями выступали задержанные, которые проходили по другим делам и могли подвергнуться давлению. Зафиксированы факты, когда милиция и органы безопасности принуждали задержанных давать показания на людей, с которыми они не были знакомы.^[923]

Признания и показания третьих лиц составляют основу дел против независимых мусульман, поскольку в большинстве случаев такие дела являются групповыми^[924] и по ним проходят не связанные между собой обвиняемые, которых в милиции заставляют давать показания друг на друга.^[925] Зачастую гособвинитель строит дело вокруг одного-двух главных фигурантов, обвиняемых в антиконституционной религиозной деятельности. Обвинение часто даже не указывает конкретные преступные деяния, вменяемые остальным фигурантам. Последние привлекаются к уголовной ответственности главным образом на основании утверждений, что они были так или иначе связаны с главными обвиняемыми. Такой подход дает основания предполагать наличие установки на максимальное число обвинительных приговоров и «переработку» большого числа задерживаемых. Он также позволяет следствию сосредоточиться на главном подозреваемом, заставить других фигурантов по делу изобличить его в тяжких преступлениях, а затем, уже на базе полученных показаний, обвинить остальных в связях с преступником и в несообщении о его противоправной деятельности.^[926]

Показания свидетелей приобретают такое значение и потому, что обвинение лишь в редких случаях располагает другими доказательствами, позволяющими квалифицировать деятельность независимых мусульман как посягательство на конституционный строй – типичная статья по делам такого рода. Адвокат Мурода Касымова, проходившего по делу 17 «ваххабитов», обращал внимание суда на размытость обвинений и отсутствие в деле подробностей: «Полистайте обвинительное заключение, и вы увидите, что они обвиняются по всем этим статьям, но ни словам о том, когда и где они совершили все эти преступления, когда и где они собирались свергнуть конституционный строй».^[927] Адвокат Бахтиора Усманова, проходившего по делу 13 членов «Хизб-ут-Тахрир», указывал на отсутствие у обвинения свидетелей и других доказательств вины подзащитного: «Одних только слов прокурора мало, нужны еще и факты».^[928]

Как уже неоднократно отмечалось выше, обвинение сплошь и рядом основывается на уликах, подброшенных милицией. Защите почти никогда не предоставляется возможность допросить соответствующих сотрудников, поскольку в большинстве случаев на суде фигурирует только письменное заключение экспертизы наркотиков или оружия, причем часто это является единственным доказательством вины. В других случаях обвинение подкрепляется одними лишь показаниями понятых, которых милиционеры при обыске приводили с собой.

Зачастую защита лишена и возможности допросить представителей Комитета по делам религий, «экспертное заключение» которых во многих случаях становится основой обвинительного приговора. Хафизулла Носиров, авторитетный лидер «Хизб-ут-Тахрир» в Узбекистане, пытался на суде настоять на своем праве допросить религиозного «эксперта» по его делу: «В своем первом выступлении я рассказывал Вам [судье] о своем контакте с Комитетом по делам религий при Кабинете министров. Из этого опыта я могу сделать вывод, что эксперты, которые привлекаются для оценки наших листовок, ничего не знают, и что они избегают полемики со мной. Я прошу вызвать в суд экспертов по религии для продолжения дискуссии. Пусть он [эксперт] здесь, в суде, объяснит, что, по его мнению, мы делаем неправильно».^[929] После консультаций с прокурором судья отклонил ходатайство подсудимого.

На процессе по делу 15 членов «Хизб-ут-Тахрир» в июне-июле 2003 г. судья также без объяснений отклонил просьбу защиты вызвать для допроса эксперта Комитета по делам религий.^[930]

Другие процессуальные нарушения в суде

Вопросы судей свидетельствуют о том, что они, в нарушение принципа презумпции невиновности, заранее исходят из признания вины подсудимых.^[931] На процессе по делу 12 членов «Хизб-ут-Тахрир» в мае 1999 г. судья Ташкентского горсуда М.Ахмаджонов во время показаний одного из подсудимых задал тому вопрос: «Сколько лет твоей дочери?» Когда молодой человек ответил, что она еще совсем маленькая, судья, как сообщают, бросил: «К тому времени, когда ты выйдешь из тюрьмы, она уже вырастет и замуж выйдет».^[932] На процессе по делу 9 членов «Хизб-ут-Тахрир» тот же судья М.Ахмаджонов, по словам одного из очевидцев, «в первый день суда грозил отправить подсудимых в Джаслык».^[933] Адвокат заявил протест, а подсудимые, как утверждают, отказались после этого давать показания. Судья в отместку перенес слушание в «Таштюрьму» и запретил родственникам в дальнейшем присутствовать на процессе.^[934]

Как отмечалось выше, судьи часто игнорируют заявления о пытках и других нарушениях в действиях милиции. Примером может служить позиция судьи Ташкентского горсуда В.Шарипова, который на процессе по делу 17 «ваххабитов» в августе 2000 г. посчитал отказ подсудимых от показаний на предварительном следствии «попыткой уйти от наказания».^[935] По словам родственника подсудимого Гайрата Сабирова, когда тот рассказывал суду, как его на предварительном следствии держали в одиночном заключении, прижигали сигаретами и изнасиловали, судья постоянно прерывал его.^[936] Наблюдавший за этим процессом правозащитник Михаил Ардзинов отмечал, что «адвокаты показали неубедительность доказательной базы и слабость доводов обвинения…, однако судья полностью проигнорировал их».^[937]

Суд неоднократно допускает некорректные высказывания, хотя и не противоречащие прямо праву на справедливое разбирательство. Иногда такие высказывания доходят до унижающего достоинства обращения с подсудимыми.^[938] Так, на процессе по делу 13 членов «Хизб-ут-Тахрир» один из заседателей обратился к подсудимому со словами: «Вы сохраняете верность клятве или передумали? Не забывайте, что у Вас двое детей».^[939] В ответ на разъяснение подсудимого о том, что клятва касается верности религии, председательствующий Рахмонов обвинил его в антиконституционных взглядах: «Что это Вас не устраивает в Узбекской республике? Эта страна дала Вам образование, накормила Вас и так далее. Чем Вы недовольны?» И далее: «Здесь Ваши родители, Вам не стыдно? Не стыдно? Не стыдно?»^[940] На вопрос председательствующего, также о раскаянии, подсудимый Хикмат Расулов заявил с усталой безнадежностью: «Никто здесь не говорил о шести месяцах пыток, а теперь вы требуете от нас извинений…!»^[941]

Судейские комментарии распространялись даже на вопросы правильности тех или иных верований или религиозной практики. На процессе по делу Фирузы Курбановой судья Мирзахидов заявил подсудимой: «Вы вступили и дали клятву. Если Вы действительно верите в Аллаха, Вы не должны давать клятву».^[942] Женщина рассказывала Хьюман Райтс Вотч, как на процессе по делу ее сына судья расценил ее собственную религиозную практику как доказательство вины подсудимого: «Когда я пошла на суд, судья сказал сыну: ‘У тебя есть проблемы. Если бы не было – твоя мать не ходила бы так [не носила бы хиджаб]’».^[943] Потом, обращаясь уже к ней самой, судья заявил: «Государство это не разрешает. Вы должны одеваться по-европейски».^[944]

Результат: бесправие защиты

Препятствия на пути доказывания невиновности часто представляются настолько непреодолимыми, что большинство адвокатов изначально признают свое поражение. На суде защитнику не предоставляется достаточно времени, чтобы он мог высказать свою позицию. Адвокатов запугивают и прямо угрожают им.^[945] Боязнь последствий заставляет адвокатов отказываться от дел независимых мусульман и сказывается на качестве защиты.^[946] Государственные адвокаты, которые остаются для многих независимых мусульман едва ли не единственной возможностью обеспечить представительство своих интересов, далеко не всегда отстаивают в суде интересы клиентов и, как правило, не склонны занимать активную позицию. Обычно защитник ограничивается почти исключительно просьбами о снисхождении при определении наказания и только в редких случаях оспаривает само обвинение. Своих свидетелей защита зачастую не вызывает, а в тех случаях когда такой вопрос все же встает, адвокат может не рассчитывать на содействие судьи и милиции в обеспечении явки. Вещественные доказательства на суде обычно не фигурируют, защита не может вызывать независимых специалистов для оценки результатов судмедэкспертизы и заключений (почти всегда - письменных) государственных экспертов по наркотикам или религиозным вопросам.

Подсудимые отстранены от процесса в буквальном смысле: они размещаются в клетке сбоку зала суда, а время их выступлений ограничено. На суде подсудимым обычно предоставляется возможность сделать первоначальное заявление о признании или непризнании обвинений и о подтверждении показаний на предварительном следствии. После оглашения прокурором обвинительного заключения подсудимому предлагается рассказать о содеянном. Если подсудимый «отклоняется» от сценария, заявляя о своей невиновности или о пытках и давлении на предварительном следствии, или делая другие «нежелательные» заявления, его зачастую прерывают и лишают слова. После заключительного выступления прокурора и изложения им мер наказания, требуемых обвинением, подсудимому предоставляется «последнее слово». Обычно предполагается, что в этот момент подсудимый должен заявить о раскаянии и попросить государство о прощении, а суд – о снисхождении. В подавляющем большинстве случаев содержание «последнего слова» не оказывает влияния на решение суда, хотя иногда, как представляется, отказ просить прощения приводил к более суровому наказанию, чем то, которое назначалось для «раскаявшихся».

Назначение наказания

Независимым мусульманам обычно назначается суровое наказание в виде длительных сроков лишения свободы. При определении конкретного срока суд, как правило, руководствуется требованиями гособвинителя и выносит оправдательный приговор только в очень редких случаях.

Как уже отмечалось выше, российским правозащитным центром «Мемориал» зафиксировано 2 297 случаев осуждения по политическим и религиозным мотивам, в том числе 1 967 – по преступлениям, не связанным с насилием. Подробная информация о приговорах имеется по 1 649 осужденным. Из октябрьского, 2001 г., доклада этой правозащитной организации следует, что 1 002 человека были приговорены к отбыванию наказания в колонии строгого режима. Еще 515 человек получили срок в колонии общего режима, 34 человека приговорены к заключению в тюрьме. В 51 случае применялись меры наказания, не связанные с лишением свободы. Один человек был оправдан.^[947]

Обжалование приговора

Случаи изменения или отмены неправосудных приговоров отмечаются редко. Иногда апелляционная инстанция сокращает срок наказания, однако в большинстве случаев решение суда первой инстанции оставляется без изменения: так, 15 лет могут сократить до 12, однако методы следствия и доводы обвинения не оспариваются. Более того, опасение, что в результате кассационного рассмотрения первоначальный срок наказания может быть увеличен, во многих случаях заставляет осужденных и их родственников отказываться от апелляции. Не последнюю роль в этом играют и условия содержания в предварительном заключении, из-за которых некоторые осужденные за религию предпочитают как можно скорее оказаться в колонии, где, как они рассчитывают, им будет безопаснее.

Прозрачность: коррупция и открытость суда

При том что официально большинство судебных процессов являются открытыми, на практике родственники подсудимых при попытке попасть на суд сталкиваются с целым рядом препятствий. Зачастую власти не уведомляют их о передаче дела в суд, и многие узнают о начале слушаний только через некоторое время, а иногда и вообще после завершения процесса. Поскольку судебные секретари обычно отказываются сообщать родственникам о времени начала заседаний, те в ожидании вынуждены часами или даже неделями толпиться у здания суда. В некоторых случаях должностные лица судов прямо вводят родственников в заблуждение, чтобы избавиться от их присутствия и провести слушание без «посторонних». Представляется, что типичной для процессов по делам независимых мусульман является практика, когда доступ в зал предоставляется только одному родственнику каждого обвиняемого. Буквально за секунды семье приходится судорожно решать, кто пойдет: жена, мать, отец брат, сестра или кто-то еще; напряжение объясняется еще и тем, что это может быть последний человек, который увидит подсудимого за пределами колонии. Остальных охрана с применением силы не допускает на суд, даже если формально слушание проводится в «открытом» режиме.

В некоторых случаях отказ в доступе на суд служил, как представляется, одним из элементов дискриминации независимых мусульман. Так, утверждают, что судья, рассматривавший дело Уйгуна и Ойбека Рузметовых, запретил матери подсудимых Дармон Султановой присутствовать на процессе, заявив, что «ваххабисты» на суд не допускаются^[948]

В других ситуациях охрана или должностные лица суда вымогают взятки за разрешение присутствовать на процессе. Родственница осужденного Таваккалджона Ахмедова рассказывала, как охрана вымогала деньги у членов семьи: «Мы заплатили, чтобы попасть в зал. Вложили в паспорта по пачке сигарет и немного денег [при проверке документов на входе]».^[949] Впоследствии на том же процессе подсудимый Нигматулло Бобохонов заявил, что узбекское общество отравлено коррупцией и проституцией. «Когда судья попросил Бобохонова доказать коррупцию, все промолчали, хотя мы все заплатили, чтобы попасть туда», - отмечал один из наблюдателей. Во время обеденного перерыва Бобохонова, по сведениям, отвели в «автозак» и избили его «до потери пульса». После перерыва наблюдатели отметили изменения: «Мы своими глазами видели, что Бобохонов был согнувшийся, совсем плохой. Судья засмеялся, говорит: ‘Ты, наверное, съел чего-нибудь’», - рассказывал один из очевидцев.^[950] Жена Ахмедова в интервью Хьюман Райтс Вотч говорила: «В день, когда приговор объявили, я попросила свидание с мужем для себя и для детей. Дала милиции 700 сумов, все что у меня было, а они говорят, что это дороже стоит, и отказались».^[951]

По словам родственницы одного из проходивших по делу 17 «ваххабитов», ей и другим родственникам пришлось платить судебной охране по 5 тысяч сумов за разрешение передать подсудимым продукты: «На пару минут увидеться – три тысячи стоит».^[952]

Многие родственники проходивших на ташкентском процессе по делу 13 членов «Хизб-ут-Тахрир» в июне-июле 1999 г. рассказывали Хьюман Райтс Вотч, что им приходилось платить за разрешение присутствовать в зале суда. По словам одного: «Мне позвонил какой-то чиновник из суда, сказал, что нужно заплатить адвокату, чтобы на суд попасть. Это Бахром был, секретарь. ‘Мы уже заплатили’, - говорим, а он: ‘Это вы за следователя заплатили, а теперь за суд надо’. Не заплатишь – тебя не пустят».^[953]

Приоритетный доступ на суд предоставляется сотрудникам органов безопасности в штатском. За ними, причем далеко не в равной степени, следуют иностранные наблюдатели, включая дипломатов, журналистов и представителей международных правозащитных организаций. Последним неоднократно отказывалось в доступе под различными предлогами: от нехватки места до необходимости получения специального разрешения МИДа или Минюста. Чаще же, особенно в первые годы репрессий, охрана и персонал суда вводят международных наблюдателей в заблуждение, говоря, что заседание отменено или называя неправильное время начала слушаний: тогда в зал не пропускают под тем предлогом, что «уже поздно». Иногда международным наблюдателям отказывают в доступе и сами судьи – передавая решение через третьих лиц или заявляя об этом лично. В таких случаях также фигурируют истории с переносом заседаний или ссылки на необходимость получить разрешение в МИДе.

Несмотря на постоянные проблемы с доступом в суд, представителям Хьюман Райтс Вотч все же удалось побывать на десятках судебных процессов над независимыми мусульманами в самых различных регионах Узбекистана.

Обращение в местах лишения свободы <

Я слышала, как кричат заключенные, а работники колонии говорили мне: «Они враги государства, вот поэтому с ними так и обращаются».

Вне зависимости от статьи приговора все заключенные в Узбекистане содержатся в тяжелых условиях, включая скученность и антисанитарию.^[955] Обычным делом в местах заключения являются побои и неудовлетворительный уровень питания и медицинского обслуживания – вследствие коррупции или халатности. Массовый характер носит заболеваемость, в том числе туберкулезом, причем зачастую никаких лечебно-профилактических мер не принимается. В результате пребывание в местах лишения свободы чревато серьезным риском для жизни и здоровья осужденных.^[956]

Все эти проблемы самым серьезным образом сказываются на положении осужденных независимых мусульман, которые, к тому же, становятся объектом целенаправленных репрессий - физических и психологических - со стороны администрации.^[957] В данном разделе документально фиксируются нарушения прав этой категории заключенных. Часть нарушений являются обычными для тюрем и колоний вообще: неинформирование родственников о месте отбывания наказания, кражи продуктов и лекарств из передач. Другие нарушения, в особенности проявления физического насилия, будучи также широко распространенными, целенаправленно практикуются в отношении независимых мусульман как форма дополнительного наказания за их религиозные убеждения и практику, а также за нежелание отрекаться от якобы связей с «экстремистами». Хьюман Райтс Вотч зафиксировано 9 случаев смерти осужденных независимых мусульман в результате пыток.^[958] Отдельно рассматриваются вопиющие условия содержания в джаслыкской колонии, которая, как считается, была построена в 1998 г. специально для осужденных за религию.

Общие сведения

В Узбекистане пенитенциарная система находится в ведении Главного управления исполнения наказаний Министерства внутренних дел. По данным МВД, в республике насчитывается 35 колоний для осужденных (5 – общего режима, 10- строгого режима и 1 – особого режима).^[959] Существуют отдельные колонии для осужденных женщин, несовершеннолетних и больных туберкулезом.^[960]

Вопреки заявлениям МВД об обратном, проблема перенаселенности в местах заключения остается, по сведениям, весьма острой, что усугубляет и без того нечеловеческие условия.^[961] На протяжении последних четырех лет Хьюман Райтс Вотч постоянно получала сообщения о том, что из-за нехватки коек заключенные вынуждены спать «посменно», а некоторые – на полу, когда заполняемость превышала все нормативы.^[962] Бывший заключенный колонии в Кизилтепе рассказывал Хьюман Райтс Вотч, что в период его пребывания в этой колонии в 2000 г. ему и другим приходилось спать на полу.^[963] По словам заключенного из колонии в Зангиотинском районе Ташкентской области, его и еще около сотни осужденных за религию держали в отдельном корпусе, и ему часто приходилось спать на полу; зимой, однако, из-за холода охрана все же оставляла на полу меньше людей.^[964] По мнению многих, именно проблема перенаселенности служила основным мотивом периодических амнистий.^[965]

Невыносимые условия способствовали, как представляется, распространению среди части заключенных настроений безнадежности и отчаяния. По сведениям, только за один месяц 2002 г. в колонии № 51 в Кашкадарьинской области восемь заключенных пытались покончить с собой, перерезав вены бритвой.^[966] Еще двое заключенных той же колонии пытались повеситься, один человек, не выдержав голода, выбросился из окна третьего этажа.^[967]

Случаи смерти в результате жестокого обращения и заболеваний

Сочетание антисанитарных условий, недоедания и нехватки медикаментов и медицинской помощи способствует высокому уровню заболеваемости в узбекских колониях, что в ряде случаев приводит к смерти заключенных. Как отмечалось в одном из ежегодных докладов Госдепартамента США о правозащитной практике в зарубежных странах, «туберкулез и гепатит носят в местах заключения характер эпидемии, что делает даже недолгое пребывание там опасным для жизни».^[968] В отсутствие официальной статистики по этому вопросу довольно трудно оценить процент смертности от туберкулеза, однако на основании разрозненных данных представляется, что это заболевание является распространенной причиной.

Заключенные в колониях часто подвергаются персоналом избиениям и другому недозволенному обращению, включая хищение продуктов и медикаментов из передач,^[969] а также помещение в холодный карцер в легкой одежде. Такое обращение ослабляет здоровье заключенных и может привести к заболеваниям или вызвать осложнения, что иногда приводит к смерти. В таких случаях официальной причиной обычно называется «туберкулез», «склероз печени» или «септический эндокардит».^[970] При этом игнорируются факторы, связанные с жестоким обращением. За период с ноября 2001 г. по март 2003 г. Хьюман Райтс Вотч зафиксировано 13 случаев смерти осужденных независимых мусульман, когда смерти больного заключенного предшествовали физическое насилие, отказ в медицинской помощи и лишение продуктовых передач.^[971]

Ограничение контактов с внешним миром и сокрытие места отбывания наказания

Нередки случаи, когда заключенных изолируют от остального мира.^[972] Свидания с родственниками обычно даются редко – иногда один раз в полгода или в квартал, в зависимости от режима по приговору. Общение с внешним миром, включая письма домой, жестко ограничено. Например, во время свидания в колонии в Зангиотинском районе Ташкентской области мать осужденного за религию обнаружила, что до сына не дошло ни одно из ее писем, как и ей – из колонии.^[973]

Многие осужденные за религию на протяжении нескольких месяцев не могут увидеться с семьей, поскольку родственники не знают, где они содержатся. Должностные лица МВД, отвечающие за учет заключенных, часто сообщают родственникам только через два-три месяца или даже позже. Так, местонахождение Шухрата Парпиева оставалось неизвестным в течение семи месяцев, Абдурашида Исаходжаева близкие не могли найти пять месяцев.^[974] Отсутствие информации о месте содержания не позволяет семье передать заключенному продукты, медикаменты и пр. С другой стороны, это приводит к усугублению психологической изоляции заключенного и делает его более уязвимым для пыток и недозволенного обращения.

• Родителям осужденного за «ваххабизм» Абдурашида Исаходжаева в феврале 1999 г. разрешили одно свидание в таваксайской колонии – первое после ареста сына в июне 1998 г. Когда в июне 1999 г. брат Исаходжаева приехал в колонию, чтобы передать заключенному продукты, ему заявили, что Исаходжаева там больше нет. Родственники рассказывали Хьюман Райтс Вотч, как они пять месяцев искали следы Абдурашида. Сначала одному из них заявили в другой колонии в Зангиотинском районе, что Исаходжаев действительно находится у них, но свидания и передачи запрещены из-за карантина. Через десять дней родственникам заявили, что его там нет. В ГУИН МВД родственников заверили, что Исаходжаев находится где-то в Ташкентской области, но в управлении якобы нет более точной информации. Когда отец заключенного потребовал представить доказательства, что его сын жив, в ГУИН заявили, что разговаривали с ним, что он жив и здоров, но назвать место содержания отказались. Родственники каждую неделю отправляли в ГУИН новый запрос. Наконец, в ноябре 1999 г., через год после осуждения, семье сообщили, что Исаходжаев находится в таваксайской колонии. Там им подтвердили эту информацию и сказали, что можно будет передать осужденному продукты. После того как отец полдня прождал у ворот с передачей, ему заявили, что Исаходжаев находится в другой колонии в том же Зангиотинском районе. Администрация второй колонии все отрицала. Когда родственники вновь обратились в ГУИН, им предложили приходить через неделю. Придя через неделю в ГУИН, отец Исаходжаева обнаружил там группу родственников «пропавших» заключенных. Им зачитали список отправленных в джаслыскую колонию, среди которых оказался и Исаходжаев, и отцу выдали письмо, написанное уже из Джаслыка.^[975]
  
  
• Шухрата Абдурахимова после суда увезли в неизвестном направлении. Его мать, с которой в это время встречались представители Хьюман Райтс Вотч, рассказывала: «Я день и ночь плачу, только хочу узнать, где он».^[976] Позднее она сообщила, что когда она обратилась за помощью к уполномоченному по правам человека С.Рашидовой, ей отказали в приеме и переадресовали в прокуратуру, где ей также отказались помочь.^[977] После трехмесячных поисков семье удалось выяснить, что Абдурахимов находится в колонии в Зангиотинском районе Ташкентской области.
  
  
• Аналогичную историю рассказала Хьюман Райтс Вотч мать молодого человека, осужденного за «ваххабизм»: «Он в Таштюрьме был, но когда я туда на свидание пошла – говорят, что МВД отправили… Через месяц мы опять в Таштюрьму пришли – на этот раз говорят, что в Зангиоту отправили. Мы туда поехали, говорят – нет такого. Я опять в Таштюрьму – никто не хочет говорить, где он или как узнать можно. Целый год мы его искали, а потом оказалось – он в Джаслыке».^[978]
  
  
• В докладе спецдокладчика ООН по пыткам (2003 г.) приводится история Алишера Халикова, осужденного в мае 2002 г. на три с половиной года за членство в «Хизб-ут-Тахрир», которого родственники нашли только через четыре месяца после суда – в колонии № 49 в Карши.^[979]

Целенаправленные репрессии в отношении независимых мусульман

В Узбекистане физическому насилию со стороны персонала мест заключения может подвергнуться любой заключенный, однако осужденных за религию, по общему правилу, ожидают более жесткое отношение и дополнительные побои при поступлении, преследующие цель «сломать» их и заставить подчиняться правилам внутреннего распорядка, в том числе в части запрета на отправление религиозного культа.^[980] Побои и жестокое обращение продолжаются и в течение всего срока пребывания в колонии и применяются как форма наказания за молитву или другие проявления набожности и за отказ петь государственный гимн,^[981] а также как средство принуждения независимых мусульман к отказу от веры.^[982]

По данным российского правозащитного центра «Мемориал», проводившего специальное исследование условий содержания в местах заключения в Узбекистане, осужденные по политическим и религиозным мотивам находятся под особым контролем администрации колонии, в котором задействованы как персонал, так и информаторы из числа заключенных.^[983] По сравнению с другими, такие осужденные имеют больше шансов подвергнуться наказанию за нарушение правил внутреннего распорядка.^[984] Санкции включают помещение в ШИЗО и исключение из списков амнистируемых.^[985]

Администрация мест заключения заставляет осужденных по политическим и религиозным статьям носить специальные обозначения. Правозащитник Исмаил Адылов, осужденный в 1999 г. по 159-й статье и амнистированный в 2001 г., рассказывал Хьюман Райтс Вотч, что у них в колонии осужденным по 159-й выдавали таблички с именем с красной полосой.^[986]

Избиения при поступлении в колонию

Осужденный за религию заключенный колонии в Зангиотинском районе Ташкентской области рассказывал родственнице, что когда 19 декабря 1999 г. его и еще 130 таких же осужденных привезли в колонию, их после выгрузки окружили охранники и стали избивать дубинками.^[987]

В одном из материалов ПЦ «Мемориал» приводится рассказ бывшего заключенного КИН-1 в пос. Садовый Зангиотинского района о встрече нового этапа: «Дается команда: “Ваххабиты и хизбуты — три шага вперед!” Затем исламистов пропускают через “коридор”, где офицеры и прапорщики пинают их, бьют дубинками и палками».^[988]

Как рассказывал Хьюман Райтс Вотч человек, в апреле 2000 г. осужденный на шесть лет за членство в «Хизб-ут-Тахрир» и освобожденный по амнистии, по прибытии в колонию № 29 в Навои его и еще семерых мусульман отвели в отдельную зону и избили.^[989]

Наказание за отправление культа

За настойчивое соблюдение религиозных обрядов осужденные независимые мусульмане подвергаются в заключении различным наказаниям и побоям, что противоречит как национальному законодательству Узбекистана, так и МПГПП и международным стандартам обращения с заключенными.^[990]

В учреждениях системы исполнения наказаний совершение исламских обрядов и ритуалов запрещается администрацией. Как объяснял Хьюман Райтс Вотч член «Хизб-ут-Тахрир»: «Правила внутреннего распорядка запрещают омовение, молитву, пост, распространение исламского призыва и чтение Корана вслух, требуя петь гимн, просить прощения у президента Каримова и восхвалять его».^[991] За неподчинение, утверждает тот же источник, заключенного избивают дубинками или, предварительно раздев, отправляют в камеру к «гомосексуалистам».^[992] ПЦ «Мемориал» отмечает ужесточение ограничений на религиозную практику по мере развертывания кампании против независимого ислама. До 1999 г. в некоторых колониях имелись мечети, часовни или помещения, в которых заключенные могли собраться на молитву. В 1999 г. все это было ликвидировано, и с тех пор нарушение запрета на коллективную или индивидуальную молитву жестко карается администрацией.^[993]

Большинство случаев наказания заключенных за религиозную практику, которые были зафиксированы Хьюман Райтс Вотч, связаны с совершением намаза.

• В письме генеральному прокурору 31-летний осужденный рассказывает о том, что ему пришлось пережить в июне 2002 г. в колонии № 36 в Навоийской области (судя по всему, этот человек был осужден по общеуголовным основаниям и обратился к религии уже в колонии):
  Надзиратели … сказали про меня капитану внутренних дел, потому что подозревали, что я молюсь. Меня спросили, сколько лет я молюсь и сколько раз в день. Я ответил, что пять. Спросили, молился ли я уже здесь, в колонии. Сказал, что молился. Я правда молился, но старался никому не мешать. Садился, сам себе суры читал… Капитан внутренних дел [другой] ударил меня кулаком в ухо. Когда второй раз ударил, …у меня голова закружилась, и я на пол упал. Тогда он стал меня ногой в бок бить [по ребрам]. Оскорблял меня еще по-всякому, по матери тоже. Потом он приказал [первому капитану] отвести меня в одиночку и лишить мужского достоинства - изнасиловать, значит. [Первый капитан] и еще один начальник привели меня в одиночку, там били резиновыми дубинками, и еще сапогами. У меня все тело в синяках и ссадинах. Я хотел пойти к начальнику колонии подполковнику О.М.Сафарову, но они меня не пустили. Отвели в мою камеру. После этого мое здоровье ухудшилось.^[994]
  
  
  
• Усмон Инагамов в период пребывания в «Таштюрьме» продолжал пять раз в день совершать намаз. По сведениям, за это его неоднократно избивали и лишали пищи,[995] а также отправляли в карцер,^[995] а также отправляли в карцер.^[996] Инагамов, у которого на момент ареста уже был рак, заразился туберкулезом, и состояние его здоровья еще более ухудшилось, тем более что администрация оставила его без надлежащей медицинской помощи.^[997] 15 марта 2000 г. он умер в заключении. Непосредственная причина смерти неизвестна.
  
  
• Заключенных колонии № 51 в Кашкадарьинской области Насриддина Шамсиддинова, Икрома Усувалиева и Бахтиора Орзикулова также отправляли в ШИЗО, как утверждается – за то, что они поднимали руки во время намаза.^[998] В колонии в Зангиотинском районе Ташкентской области намаз был также запрещен, за нарушение заключенных били.^[999] Аналогичные сообщения поступали и из колонии в Карши, где заключенных за нарушение запрета избивали дубинками.^[1000]
  
  
• Шухрат Абдурахимов, отбывавший наказание в колонии в Зангиотинском районе, рассказывал родственникам о побоях в первые три месяца. Он также сообщил, что тех заключенных, которые молятся, систематически избивают^[1001]

Администрация мест заключения запрещает даже такие религиозные книги, как Коран:

• Родственница одного из религиозных заключенных сообщила Хьюман Райтс Вотч, что когда она попыталась передать в колонию Коран, согласившись даже на то, чтобы книга находилась в библиотеке, ей отказали, заявив, что Коран – это «политика».^[1002]
  
  
• В СМИ проходило сообщение о том, что 24 июля 2002 г. около 200 осужденных членов «Хизб-ут-Тахрир» из зеравшанской колонии обратились к президенту с письмом по поводу ограничения религиозной практики. Они заявили, что администрация нарушает их право на отправление религиозного культа и обратились к правительству с просьбой разрешить пользоваться в колонии религиозной литературой.^[1003]

Заключенных также наказывают за прозелитизм. 26 августа 1999 г., через три дня после того, как Таваккалджон Ахмедов был осужден за членство в «Хизб-ут-Тахрир», его жена отправилась на свидание в андижанскую тюрьму. Там, однако, ей заявили, что в тот день свидания не будет, поскольку заключенный находится в карцере за нарушение правил внутреннего распорядка – прозелитизм.^[1004] В карцере Ахмедов провел десять суток. В декабре его этапировали в «Таштюрьму», оттуда 11 января 2000 г. – в колонию № 51 в Кашкадарьинской области. Родственница рассказывает Хьюман Райтс Вотч о свидании:

В Кашкадарье условия плохие, надзиратели пытают заключенных из «Хизб-ут-Тахрир». Он [Ахмедов] там ужасно выглядел… Было ясно, что его пытали, но он не хотел говорить… Я слышала, как кричат заключенные, а работники колонии говорили мне: «Они враги государства, вот поэтому с ними так и обращаются».^[1005]

Принуждение к заявлениям о раскаянии и отречении от веры

В тех случаях, когда независимые мусульмане отказываются подписывать заявления о раскаянии, администрация мест заключения реагирует быстро и жестко. Так, в докладе Спецдокладчика ООН по пыткам приводится случай с Дшамурадом Махмудовым, осужденным за хранение литературы «Хизб-ут-Тахрир». Администрация колонии в Зангиотинском районе Ташкентской области в случае отказа подписать такое заявление пригрозила отправить его в Джаслык. Заключенному также дали свидание с родственниками, после чего ему было сказано, что в случае отказа он их больше не увидит. Как отмечается в докладе, когда Махмудов все же отказался отречься от своих убеждений «в начале августа 2002 г. его, по сведениям, перевели в медсанчасть, якобы для обследования, где неоднократно избивали палками. Ему вырвали четыре зуба, и, как утверждается, у него остались шрамы на левой щеке».^[1006]

• 26-летний Джалалуддин Мамамирзаев провел в ШИЗО две недели (с 25 января по 10 февраля 2002 г.), где его за отказ отречься от веры били по почкам и ногами по шее.^[1007] Как утверждают, после этого он не мог ходить.^[1008] В той же колонии в Кашкадарьинской области заключенного Комила Хаитова на три месяца поместили в одиночную камеру, чтобы заставить его отречься от веры и письменно обратиться к правительству с просьбой простить его за совершенные «преступления».^[1009]
  
  
• По сведениям, в 2002 г. в колонии в Кашкадарьинской области по меньшей мере 20 заключенных подверглись изнасилованию с целью заставить их отречься от религиозных убеждений или связей.^[1010] 18 марта 2002 г. в колонию приезжал представитель областной прокуратуры, который записал имена 16 человек и побеседовал с несколькими заключенными, которые заявляли об изнасилованиях. Несколько человек, также жаловавшихся на действия администрации, на время приезда проверяющего были отправлены в ШИЗО. На следующий день администрация колонии пригрозила 16 заключенным санкциями, в том числе новыми сексуальными посягательствами, если они не заберут свои заявления.^[1011] Утверждают, что полковник С.Исламов, прибывший из МВД с проверкой 22 марта 2002 г., заявил собравшимся 2600 заключенным: «Если кого-то изнасиловали – это дело прошлое, и не стоит, как шлюхам, всем об этом рассказывать. Мы никаких комиссий не боимся – хоть из Красного Креста, хоть из ООН – плевать мы на них хотели».^[1012]

Узбекской правозащитной организацией «Эзгулик» зафиксирован еще один случай – с осужденным членом «Хизб-ут-Тахрир» в зеравшанской колонии. Машраб Мирзахмедов были избит дубинками и отправлен в ШИЗО за отказ написать заявление с просьбой к президенту о прощении и с отречением от своих убеждений^[1013]

Лишение права на амнистию

Как уже отмечалось выше, соблюдение таких исламских обрядов, как молитва или пост, считается нарушением правил внутреннего распорядка и наказывается отправкой в ШИЗО и занесением в личное дело. Наличие такой записи автоматически выводит заключенного из-под амнистии.

Обвинение в нарушении правил внутреннего распорядка используется администрацией мест заключения для того, чтобы лишить осужденных независимых мусульман права на амнистию. С этой целью фабрикуются и другие обвинения, в том числе в хранении наркотиков или денежных средств; иногда осужденных за религию избивают, чтобы заставить их сознаться в несуществующих нарушениях.

Обвинение в нарушении правил внутреннего распорядка применялось надзорсоставом ташкентской женской колонии с целью продления срока заключения 29-летней Шохнозы Мусаевой, осужденной за членство в «Хизб-ут-Тахрир».^[1014] В частности, ей вменялось в вину «неправильное» ношение хиджаба в присутствии охраны и соблюдение поста в Рамадан.^[1015] По меньшей мере в одном случае охрана, как утверждают, подбросила Мусаевой шприц, чтобы затем уличить в серьезном нарушении режима.^[1016] В феврале 2001 г. у Мусаевой набралось 12 нарушений.^[1017] Администрация, объявившая Мусаеву «врагом номер один» в колонии, поместила ее в одиночную камеру в ШИЗО – сначала на восемь суток, потом еще на десять суток; третий раз - в марте 2001 г.^[1018]

Джаслыкская колония

Через джаслыкскую колонию прошло, как минимум, несколько сотен осужденных по религиозным мотивам.^[1019] Как утверждают местные правозащитные организации, правительство определило Джаслык как место содержания политических и религиозных заключенных.^[1020] Большинство заключенных составляют, по сведениям, независимые мусульмане; еще некоторое количество отбывают наказание за терроризм или другие насильственные преступления и не имеют отношения к религиозным или политическим диссидентам.^[1021]

Расположенная в пустынном районе Республики Каракалпакстан, джаслыкская колония пользуется недоброй славой из-за пыток и жестокого обращения с заключенными и высокой смертности от пыток и болезней. Как уже отмечалось, эта колония официально относится к учреждениям общего режима,^[1022] однако на практике она считается наиболее тяжелой по условиям содержания.

Изолированность самого места дополняется введенными властями ограничениями. На момент составления доклада ни один адвокат не был допущен в колонию для встречи с осужденным. Свидания с родственниками были запрещены до декабря 1999 г. Прибывающие в Джаслык на поезде (автодорожное сообщение отсутствует) должны предъявить милиции телеграмму с вызовом от администрации колонии, в противном случае им попросту не разрешат сойти на станции^[1023] Когда представитель Хьюман Райтс Вотч в июле 1999 г. попыталась побывать в Джаслыке, начальник местной милиции заявил ей, что район закрыт для посещения, которое возможно только по особому разрешению президента.^[1024] При этом, даже когда родственникам разрешают свидание, стоимость проезда в Джаслык практически из любого пункта в Узбекистане запретительно высока. Спецдокладчику ООН по пыткам было разрешено посещение колонии в декабре 2002 г., однако выделенных для этого двух часов было явно недостаточно для содержательного визита.^[1025]

По меньшей мере в течение 1999 г., когда колония только была создана, власти систематически не сообщали родственникам о переводе заключенных в Джаслык. В результате заключенные на несколько месяцев исчезали из поля зрения семьи и лишались даже редких свиданий и передач с продуктами, одеждой и лекарствами.^[1026]

Имеется несколько сообщений о нарушениях международных стандартов обращения с заключенными в колонии. Так, адвокат одного из заключенных Ирина Микулина рассказывала, что осужденных за религию до полугода держат в камере, не выпуская на прогулку.^[1027] По ее словам, соответствующим сведениям из других источников, в камере содержится до 16 человек, и их по целому дню заставляют сидеть на корточках, руки за голову.^[1028] Если заключенный только выпрямит ногу, говорит адвокат, он обязан сказать: «Спасибо Президенту Каримову».^[1029] Разговаривать друг с другом заключенным запрещено.^[1030]

О тяжелых условиях в колонии свидетельствуют и рассказы родственников, которые отмечают изможденное состояние заключенных во время свидания. Матери осужденного на 15 лет за «ваххабизм» в декабре 1999 г. - одной из первых – удалось получить свидание. Ее сын явно страдал от недоедания. По словам этой женщины, заключенным раз в день давали ячмень и буханку хлеба на троих.^[1031] Один из посетителей сообщил ей, что заключенных не выводят на прогулку, заставляя сидеть в камере на корточках, руки за голову, и петь государственный гимн, в то время как охрана бьет каждого спине.^[1032]

Наказание за набожность

Как и по информации заключенных других колоний, в Джаслыке, по сведениям, за отказ отречься от веры людей избивают, угрожают сексуальным насилием и помещают в одиночную камеру.^[1033]

В местах заключения соблюдение исламских религиозных обрядов запрещено.^[1034] Тех, кто пять раз в день совершает намаз, как сообщают, отправляют на 15 суток в ШИЗО и лишают пищи.^[1035]

В докладе спецдокладчика ООН по пыткам приводится его разговор с начальником джаслыкской колонии: «Начальник подчеркнул, что муфтии приходят учить людей «настоящему» исламу из-за прозелитизма религиозных террористов, содержащихся в колонии. Начальник с гордостью отметил, что 70-80% заключенных пишут заявления о раскаянии и что он лично побуждает их к этому».^[1036]

Пытки

Персонал джаслыкской колонии избивает заключенных при поступлении - чтобы «сломать», в качестве наказания за проявление набожности, а также с целью заставить заключенных отречься от религиозных убеждений и связей.

Ирина Микулина, адвокат заключенного Абдумалика Назарова, подробно рассказывала Хьюман Райтс Вотч о том, что происходит с вновь прибывшими заключенными. Назарова в составе группы из 250 осужденных привезли в Джаслык самолетом 29 мая 1999 г. (во время перевозки осужденные находились со связанными руками и ногами).^[1037] По прибытии их выбрасывали на землю «как тюки», после чего «прогнали сквозь строй» охранников – примерно 100 метров до ворот колонии. Все это время охранники избивали заключенных металлическими прутьями и пинали их ногами, в результате чего некоторые падали на землю.^[1038]

По информации правозащитника В.Иноятовой, «прогон сквозь строй» был в колонии обычным делом не только при поступлении нового этапа, но в повседневной практике.^[1039] Как сообщила В.Иноятова со слов женщины, у которой в Джаслыке оказались муж и сын, у мужа этой женщины появились проблемы со здоровьем, в том числе кровь в моче, после того, как надзиратели неоднократно выстраивали заключенных в шеренгу со связанными руками и ногами и били каждого несколько раз ногой в пах.^[1040]

Мать молодого человека, осужденного на 15 лет за «ваххабизм», рассказывала Хьюман Райтс Вотч: «Его били так сильно, что он даже чайник не мог поднять. Весь в синяках был. Мы ему сказали раздеться – вот и увидели… ‘Мы так устали, - говорит, - нас пытают’».^[1041] Женщина заметила, насколько запуганным был ее сын. По ее словам, надзиратели прерывали свидание через каждые десять минут, и каждый раз, когда в комнату входил охранник, сын вскакивал с места и бросался приветствовать его. После свидания заключенного избили настолько сильно, что его пришлось перевести в тюремный госпиталь в Ташкенте. Ни свиданий, ни передач заключенному там не разрешали.^[1042]

В первые месяцы отбывания Абдурашидом Исаходжаевым срока наказания власти отказывались сообщать родственникам о месте заключения и только 25 декабря 1999 г. им было разрешено свидание в джаслыкской колонии. Мать осужденного рассказывает:

Нас провели в комнату. Я услышала, как кто-то кричит на сына, выглянула в коридор – а там его ведут двое: сам он на ногах не стоял. Абдурашид так боялся человека, который кричал на него. Говорил: «Нет, нет, это, наверное, потому, что я первый раз на воздухе». Его втащили в комнату, а он сидеть нормально не может. Когда эти люди вышли на минутку, брат спросил, как он, а Абдурашид так боялся – говорит, что все хорошо. Не захотел брату тело свое показывать. А я настояла – он весь в синяках был, явно от дубинки. Спрашиваю, что случилось. Говорит: «Нет, все хорошо». Он рад был, что выжил, потому что многие не выдерживали. Мы его на койку положили, он сидеть прямо не мог.^[1043]

На следующем свидании 14 апреля 2000 г. родственники нашли Исаходжаева в плачевном состоянии.^[1044] После свидания их вызвали к начальнику колонии Озоду Бободжонову, который стал расспрашивать их о жалобах, которые они писали в различные инстанции по поводу обращения с Исаходжаевым в заключении и состояния его здоровья. Пожилым родителям было предложено написать благодарственное письмо администрации колонии. Как рассказывала Шарифа Исаходжаева: «Мы подумали о сыне, который в соседней комнате, у них в руках, и написали такое письмо».^[1045]

Случаи смерти от пыток

За период с мая 1998 г. по сентябрь 2003 г. Хьюман Райтс Вотч зафиксировано шесть случаев смерти независимых мусульман в результате пыток в джаслыкской колонии.^[1046] Еще один человек после пыток в колонии умер дома через два дня после освобождения.^[1047] Ниже приводится несколько примеров.

8 августа 2002 г. семьям были переданы тела двух независимых мусульман – Музафара Авазова и Хусниддина Алимова. Видевшие тело Авазова сообщили Хьюман Райтс Вотч о наличии на нем следов пыток, в том числе ожогов в области рук, ног, ягодиц и поясницы.^[1048] По итогам врачебного осмотра было установлено, что такие ожоги могли быть получены только при погружении в кипяток.^[1049] Очевидцы также сообщали о наличии на теле Авазова обширной проникающей травмы затылка, многочисленных синяков на лбу и сбоку на шее, а также об отсутствии ногтей на пальцах рук.^[1050] Тело Алимова власти осматривать не разрешили.

В мае 2002 г. Хьюман Райтс Вотч стало известно об избиении М.Авазова персоналом колонии и помещении его в ШИЗО после его заявлений о том, что нет такой силы, которая заставила бы его прекратить совершение намаза.

За некоторое время до смерти Алимова родственники заключенных в джаслыкской колонии сообщали Хьюман Райтс Вотч, что его также перевели в ШИЗО. По сведениям, это произошло не позднее конца июня, и заключенный оставался там по меньшей мере несколько недель.^[1051]

В письме из колонии от мая 2002 г. Алимов был назван в числе четырех заключенных, подвергавшихся пыткам (их связывали и насиловали дубинками) 14-15 мая за отказ просить прощения у правительства за якобы совершенные преступления и нежелание петь государственный гимн.^[1052]

Хусниддин Хикматов умер дома 26 мая 2002 г., после освобождения в безнадежном состоянии из джаслыкской колонии,^[1053] где он отбывал 17-летний срок по приговору, связанному с его членством в «Хизб-ут-Тахрир» и хранением книги по исламу, которую власти сочли «экстремистской».^[1054] В справке о смерти говорится, что причиной стала «острая кишечная инфекция».^[1055] При этом всего за несколько дней до этого он рассказывал близким о наказаниях, которым подвергался в колонии за совершение намаза и отказ просить прощения у президента.^[1056]

Как рассказывал Хикматов, побои начались в первый же день его пребывания в джаслыкской колонии. Во время свидания с ним в феврале 2002 г. родственники наблюдали у него синяки на спине и на руках. Он сказал, что его били надзиратели, в том числе по пяткам, за отказ просить прощения у президента и петь национальный гимн.^[1057]

В апреле Хикматов стал молиться открыто (до этого он совершал намаз втайне от посторонних). За это он был переведен в ШИЗО, где двое охранников жестоко избивали его дубинками в течение четырех дней. На четвертый день у него поднялась температура и начался понос. Его доставили в медсанчасть, а когда состояние не улучшилось, администрация сообщила ему об отправке в тюремный госпиталь в Ташкент. Перед этим, однако, его две недели без какого-либо лечения продержали в Нукусе (город в нескольких часах пути от Джаслыка) - по его мнению, чтобы дать сойти синякам. Все это время он не мог ни ходить, ни есть и получал питание через капельницу. Затем Хикматов был этапирован в Ташкент – 26 часов на поезде (отправить его рейсовым самолетом власти отказались).^[1058]

Хикматов был доставлен в Ташкент 16 мая 2002 г., а 24 мая его освободили из-под стражи и перевели в городскую инфекционную больницу № 5, где он оставался под наблюдением милиции. Утром 26 мая он потерял сознание, и родственники без разрешения администрации перевезли его домой. Вскоре после полудня Хикматов умер.^[1059]

Сотрудники милиции контролировали доступ посетителей к дому во время прощания; некоторым проходить запрещали. Значительное число милиционеров присутствовало и на похоронах.^[1060] Родственники сообщили Хьюман Райтс Вотч, что не поднимали перед властями вопрос о расследовании, дав понять, что они слишком запуганы, чтобы настаивать.^[1061] Насколько нам известно, никаких проверок по факту смерти Хусниддина Хикматова не проводилось.

В мае 2000 г. в джаслыкской колонии умер Шухрат Парпиев, осужденный на пять лет за несообщение о преступлении, как представляется – от пыток.^[1062] В пользу этого свидетельствует состояние его тела в момент передачи семье: по словам очевидцев, оно было завернуто в окровавленные простыни, на голове имелась обширная черепно-мозговая травма, были сломаны ключица и несколько ребер, все тело было в синяках и ссадинах.^[1063]

Случаи смерти от осложнений, вызванных пытками или жестоким обращением

37-летний Миркамол Солиходжаев умер в Джаслыке в феврале 2002 г. Официальной причиной смерти был назван туберкулез, однако близкие Солиходжаева сообщали Хьюман Райтс Вотч, что в заключении его постоянно били дубинками и кусками колючей проволоки, от которой на ногах оставались рваные раны. Поскольку расследования нарушений не проводилось, определить, в какой степени они могли служить причиной смерти, не представляется возможным.^[1064]

В июле 2000 г. в Джаслыке умер 25-летний Дильмурод Умаров, осужденный за несанкционированную религиозную практику и антигосударственную деятельность. 6 июля его мать приехала в колонию на 24-часовое свидание, однако ей заявили, что в ее распоряжении только два часа. По сведениям, она слышала, как охранники говорят о ее сыне: один говорил, что Умаров при смерти, другой распорядился: «Тогда, по крайней мере, вынесите тело».^[1065] Отец другого заключенного, также приехавший на свидание, был свидетелем того, как Умарова вынесли к матери.^[1066] По его словам, а также по данным из другого источника, Умаров не мог стоять, у него были «странные» глаза, как будто его накачали лекарствами, и он был настолько слаб, что не мог даже говорить.^[1067] Когда мать попыталась обратить на это внимание начальника колонии О.Бободжонова, тот, как утверждают, заявил ей, что все в порядке.^[1068] 19 июля Энахон Умарова получила телеграмму с уведомлением о смерти сына; родителям предлагалось приехать и забрать тело. Как утверждают, официальной причиной смерти был назван туберкулез, однако видевшие тело на похоронах говорят, что он было в синяках и ссадинах.^[1069]

Абдуджалил Гафуров был арестован на одном из рынков в 1999 г., осужден за членство в «Хизб-ут-Тахрир» и отправлен в Джаслык.^[1070] По сведениям, его держали в карцере, пол которого был залит холодной водой. Гафуров заболел туберкулезом и в возрасте 30 лет умер 21 февраля 2001 г.^[1071]

Родственники снаружи Акмал Икрамовского здания суда в ожидании увидеть своих родственников-мужчин, привлечённых к суду за религию. Ташкент