"И ОПЯТЬ СПЛОШНОЙ АД..."
ПЫТКИ В УЗБЕКИСТАНЕ

Приложение 2

Письмо Дмитрия Чикунова матери, 1999 г.

Дмитрий Чикунов был казнен 10 июля 2000 г.

Здравствуй, моя дорогая мама!

Не знаю, дойдет или нет до тебя это письмо. Но ты должна знать правду , даже если мы с тобой уже не увидимся. Я пишу тебе, потому что я не виновен в том, что произошло. Я не совершал этого преступления. Меня заставили под пыткой подписать эти признательные показания. Пожалуйста, не презирай меня! Я очень перед тобою виноват, но я не смог всего этого выдержать. Сразу после ареста, еще до приезда в УВД, один оперативник (потом я узнал, что его фамилия Григорян) зажал мне голову дверцей от машины, после этого несколько раз ударил ногой в пах. Я не сопротивлялся, а ты знаешь, что я могу дать отпор. Я думал, что все еще выяснится. Когда мы приехали, а всю дорогу он наотмашь бил меня локтем и рукой, меня сразу же завели в большой кабинет, где было человек 7-8 оперативников. Не дав сказать ни одного слова, с меня сорвали галстук и , прижав к стене, стали избивать кто чем мог, даже бутылками из-под "Coca-Cola". Их было столько много, что я минуты через 2 потерял сознание, ударившись после чьего-то удара головой об стену. Последнее, что я помню, это голоса двоих — Григоряна и ещё одного (потом я узнал, что это следователь Махаматкулов). Они кричали, что я придуряюсь и мне ещё нужно дать. Очнулся я от дикой боли и потому, что стал задыхаться. Мне, оказывается, связали руки за спиной, а на голову одели противогаз. Махаматкулов зажимал мне трубку для дыхания и орал, чтобы я признавался, что я убийца, всячески оскорблял. Сколько времени так продолжалось, я не помню. У меня до сих пор в ушах стоит его дикий крик. Как вспоминаю, сразу же начинаю задыхаться. Я все время повторял, что я не виновен, что я видел, но сам здесь ни при чём. Однако меня никто не слушал. Не помню кто, но, по-моему, Григорян сказал мне, что раз я "такая упорная скотина", то сейчас они притащат тебя, мамуля, и на моих глазах "пустят по кругу", то есть изнасилуют, а если и это не поможет, то недалеко окно и ты можешь "нечаянно" выпасть, как уже было не раз , а потом напишут, что ты покончила с собой. Я умолял их не трогать тебя, просил о том, чтобы тебя отпустили. Говорил, что я не виновен, и пусть лучше что хотят делают со мной. Однако тут вошел Махаматкулов и другие сотрудники УВД. Махаматкулов кричал всем: "Бейте его, он — пидарас [педераст]!" Меня опять стали жестоко избивать ногами, руками, дубинками, а я даже не мог сопротивляться, ведь у меня были связаны руки за спиною. Махаматкулов кричал, что раз я не женат, то я — "пидарас", сейчас они закончат (по его выражению) "пресс-конференцию" и удовлетворят меня, раз я голубой (то есть изнасилуют). При этом он бил меня по голове (по затылку) вырезанным из камня мужским членом. Они позвали фотографа и не прекращая меня бить пытались стянуть брюки. Я сопротивлялся как мог. Тогда они положили меня на пол и встав на шею, кто на руки, кто на спину, кричали:"Вот сейчас мы тебе вставим член в задницу, сфотографируем и пошлем в тюрьму, а там таких очень "любят"!" Тут один, который стоял на спине, подпрыгнул и изо всей силы ногами ударил меня по позвоночнику. От боли я аж задохнулся, они сорвали с меня брюки, от чего сломался замок, но насиловать не стали, а стали бить дубинками по ногам. Все время они кричали "мы знаем, что ты убил, признайся и мы остановимся!!!" Я им говорил, что я ничего не делал, что я не виноват, но они продолжали бить. Потом меня подняли, я оделся. Меня приковали (развязав из-за спины руки) к батарее и стали бить ногами и дубинками по спине и по ребрам. Кто-то из них сказал: "Мы тебя убьем и нам ничего не будет, а если будут следы от побоев, скажешь, что подрался с кем-нибудь." Но я повторял, что "все, что знаю, я уже сказал — я не убивал." Я падал, но меня поднимали и снова продолжали бить. Затем, сказав, что у них для упорных есть средства и получше, они решили показать мне "ласточку". Отстегнув от батареи, мне снова надели наручники за спиной на руки, впятером или вшестером (я не помню) стали раскачивать и, подбросив к потолку, разошлись. Я упал спиной вниз на пол, от боли я уже ничего не помню, я даже не мог говорить, меня как будто парализовало. Меня подбросили 4 раза. Потом наступил перерыв; чуть-чуть отдышавшись, я увидел рядом с собой следователя и он спросил: "Ну что, признаешься?" Я смог лишь кивнуть головой. Прости меня, мамуля, но я больше просто не выдержал. Сколько времени это продолжалось, я точно не могу сказать. Мне дали умыться, дали сигарету. Потом, еще раз выслушав рассказ, стали спорить между собой (это был Махаматкулов и еще один следователь), что, мол, нужно сделать из меня организатора. После этого они расспрашивали, где я учился, в каком городе. Потом написали на бумаге мое "признание" и предупредили: "Без фокусов, сейчас придет "старший" (кто он я не помню) и будет тебе перед видеокамерой вопросы задавать, а ты отвечай, если что не знаешь, сверяйся с бумагой." Так и получилось, но когда я отвечал перед тем человеком, он не поверил. Заставил выключить камеру, а меня вывести в коридор. Там он, оставшись с ними, стал орать на них, что нужны факты, а это не признание, а лишь пустая болтовня. Что он и сам может так дела раскрывать, при помощи кулаков. И что он не верит в мою виновность! Сразу после этого он ушел, больше я его не видел. Меня опять привели в кабинет, я увидел лица и понял, что сейчас всю злость они сорвут на мне. Меня опять били, говорили, что я "запорол", и теперь они меня точно убьют. Затем, посовещавшись, они мне сказали, что у них, мол, другого выхода нет и теперь они меня "замочат" при попытке к бегству, а на труп все можно списать. Меня вывели из кабинета, провели через здание и вышли на улицу. Там ждала машина. Их было в машине 4 человека, спереди сидел Махаматкулов, за рулем другой (насколько я знаю, это хозяин кабинета). Сзади, вместе со мной, ещё один следователь и оперативник. Мы поехали на место преступления.. Всю дорогу они издевались надо мной, оскорбляли, говорили, что стоит им позвонить и с тобой, мамуля, произойдет всё, о чём они говорили. Мне было не страшно умирать, я только просил, чтобы они оставили в покое тебя. Доехав до места, меня вывели из машины, поставили впереди в свете фар (было уже очень темно) и развернули спиной к себе. Один из них подошел ко мне, и я услышал, что он передёрнул затвор пистолета. После чего он приставил пистолет к моему затылку. Я молчал, но услышал, что по телефону Саша дал команду заняться тобою. Я стал на колени и начал умолять их не трогать тебя. Тогда они сказали, что с этой минуты я даже дышать должен по их команде. Все, что они скажут, я должен делать, а говорить только то, что они мне заранее скажут. Я согласился. Они поздравили друг друга, по-узбекски поцеловались, и мы вместе поехали назад в УВД. Остальное ты уже знаешь. Мамуля, ты для меня самое дорогое что есть в этой жизни. Прошу тебя, пойми — я не смог поступить иначе. Прости меня, пожалуйста, ты самое главное знай — я не совершал этого преступления. Пусть даже меня расстреляют, но я не мог позволить им трогать тебя. После этого меня держали в УВД ещё 20 дней, каждый день допросы, спать почти не дают, постоянно били дубинками, пинали ногами, даже плевали на меня. Мне говорили, что я теперь раб!. И пока меня не расстреляют, они с меня 100 шкур снимут. Много раз по ночам просто так без всякого допроса выводили из камеры и били. Всеми командовали Григорян и Махаматкулов. Я хотел покончить с собой, но не смог. В тюрьму меня привезли только 4 мая. Я даже не успел прийти в себя, а уже 6 мая меня забрали обратно. И весь этот ад начался заново. Опять избиения, по малейшему поводу угрозы в твой адрес. И все время враньё и грязные оскорбления. Я не могу представить, как только меня не оскорбляли и не унижали. Однажды даже сказали, что ты повесилась, точнее, что тебе помогли. И когда я бросился на них, после этого в течение 2-х суток издевались, проведя все заново от "противогаза" до "ласточки". Держали меня там больше 10 дней и в конце 12-го отправили в тюрьму. Долго в тюрьме быть не давали, опасаясь за то, что я могу о них все рассказать. Умоляю тебя, милая моя мамуля, если к тебе попадет это письмо, будь очень аккуратна. Эти люди готовы на любую подлость!! Я прошу у тебя прощения. Если все же нам не судьба увидеться, помни, что я не виновен. Я не проливал крови!! Я лучше умру, но не позволю никому тебя трогать. Я тебя очень люблю, ты единственный дорогой мне человек. Пожалуйста, помни обо мне. Крепко тебя целую. Твой сын Дмитрий (подпись).