russia

ПОД ОПЕКОЙ ГОСУДАРСТВА:
Дети страдают от жестокости и пренебрежения в государственных приютах

Обреченное детство: психоневрологические интернаты

Посещение представителями Хьюман Райтс Вотч интерната Х

Лежачие отделения

На маленьких кроватях, плотно поставленных в два ряда вдоль длинных голых стен, лежали дети, завернутые в огромные линялые пеленки. На кроватях не было простыней, дети лежали прямо на резиновой клеенке, положенной поверх матраса. Было душно. Запах человеческих выделений, смешанный с запахом дезинфицирующих средств, щипал глаза.

Когда мы вошли, детям меняли пеленки. Один большой мальчик с живым и умным лицом улыбнулся нам и, опираясь на свои сильные руки, сел в кровати и обернул чистую пеленку у себя на поясе. Работники интерната сказали нам, что некоторым детям меняют пеленки по семь раз в день. «Очень немногие ходят на горшок, да и как? Они даже не могут сидеть, чтобы пользоваться горшком».219

Сотрудники Хьюман Райтс Вотч спросили медсестру и санитарку о состоянии детей, и медсестра ответила: «У них всех олигофрения». Когда мы в ответ недоуменно посмотрели на нее, она ответила: «Олигофрения. Знаете — имбецилы и идиоты». Когда мы попытались узнать конкретные заболевания, она сказала: «У некоторых ДЦП, синдром Дауна, травма нервной системы. Очень часто мы даже не знаем, почему они здесь».220

Показывая на двух истощенных девочек с прозрачной кожей и отсутствующим взглядом, медсестра продолжала:

Например, у нас две девочки, которые не могут есть. Мы пытаемся их кормить, готовить для них отдельно, но их от всего рвет. Они не могут пить молоко, хотя оно у нас есть, но могут есть йогурт. Но у нас нет йогурта, у нас есть только молоко. Мы не знаем, что с ними делать, и не знаем, что с ними такое.221

Заметив светловолосого пятилетнего мальчика с выраженной косолапостью, мы спросили игравшую с ним санитарку, какой у него диагноз. «Олигофрения», — ответила она. Когда мы задали вопрос, что у него с ногами, она ответила: «Да то же самое... имбецильность».222

На соседней кровати лежал другой мальчик с искривлением стоп — тот, который с гордостью сам себе поменял пеленку. Он охотно разговаривал с одним из наших русских спутников, а в это время работница интерната объясняла нам, как организована жизнь 145 сирот, находящихся в данный момент в интернате. Ее описание еще более укрепило в нас мнение, что в интернате существует дискриминация детей на основании произвольной классификации:

У нас дети разделены на четыре группы. Мы делим их по поведению. Все возраста вместе, только по поведению. Мы поделили их так, как мы делимся между собой, на умных и глупых. Умным отведена комната, где можно смотреть телевизор, там есть книги, у них учительница. У глупых всего этого нет, потому что они все равно ничего не понимают.223

Сотрудники Хьюман Райтс Вотч спросили, умеет ли кто-нибудь из детей читать, и все работницы интерната сразу же ответили: «Нет, никто не читает». Но после минутного размышления одна санитарка поправилась:

Нет, подождите, есть двое детей, брат и сестра, им по четырнадцать лет. Их растили дома. Отец попал в тюрьму, а с матерью что-то случилось. Они умеют читать. Когда мальчик подрастет, мы хотим отправить его жить в город, где есть малогабаритные квартиры. Некоторые дети могут работать; они убирают помещения, клеят бумажные пакеты.224

Другая санитарка сказала: «Им даже за это платят, у них есть интерес». Затем она покраснела и добавила: «Некоторые даже женятся!»225

Персонал интерната отметил еще одного ребенка, которого мы видели, когда проходили по лежачему отделению. Он говорил низким голосом и он был на вид уже большим подростком — только его ноги под одеялом казались маленькими и сморщенными. С тоном симпатии работники отзывались о том, какой «умный» этот мальчик:

Он говорит, все понимает. Я могу спросить его, кто работал в ночную смену. Он всегда знает все, что происходит. У него две бабушки и отец, они приезжают по особым дням. Он знает об этом и помнит, он даже напоминает мне, когда они в следующий раз приедут, а это будет только через три месяца.226

Позже, когда мы собрались уходить, мы остановились у кровати этого мальчика, и одна санитарка громко сказала:

У него есть родные, которые его навещают, — все, кроме матери. Мать не может на него смотреть. Она его испугалась, она до сих пор боится смотреть на него и не приезжает, чтобы его не видеть. Можете себе представить мать, которая не может смотреть на своего ребенка? 227

Произносить бестактные, унизительные слова прямо при детях считается допустимым практически во всех российских учреждениях для детей-сирот, причем так поступают не только малообученные санитарки, но также врачи и медсестры.228 Это, с одной стороны, отражает предвзятое негативное отношение к детям-сиротам, а с другой — усугубляет отрицательные последствия такого отношения.


219) Интервью Хьюман Райтс Вотч с Еленой Даниловой, 15 февраля 1998 г.
220) Интервью Хьюман Райтс Вотч с Аллой Сергеевой, 15 февраля 1998 г.
221) Там же.
222) Интервью Хьюман Райтс Вотч с Любой Фокиной, 15 февраля 1998 г.
223) Интервью Хьюман Райтс Вотч с Еленой Даниловой, 15 февраля 1998 г.
224) Интервью Хьюман Райтс Вотч с Аллой Сергеевой, 15 февраля 1998 г.
225) Интервью Хьюман Райтс Вотч с Еленой Даниловой, 15 февраля 1998 г.
226) Там же.
227) Интервью Хьюман Райтс Вотч с Любой Фокиной, 15 февраля 1998 г.
228) Интервью Хьюман Райтс Вотч с Сарой Филипс, 23 февраля 1998 г.; с Наташей Фейрвезер, 20 февраля 1998 г.; с Мариной Степановой, 11 февраля 1998 г., с западным журналистом, 17 февраля 1998 г.