Нарушения прав человека в странах СНГ

Положение с правами человека

В 1997 году российское правительство в очередной раз обошло своим вниманием многочисленные существующие в стране проблемы прав человека, такие как: отвратительные условия содержания в тюрьмах, повсеместно распространенные злоупотребления милиции в отношении представителей этнических меньшинств, лиц, подозреваемых в уголовных преступлениях, а также преследование и запугивания в отношении правозащитников. Отсутствие перемен в этой области резко контрастирует с усилиями по осуществлению экономических реформ, предпринимаемыми новым правительством, которое назначил президент Ельцин, с новыми силами приступивший к работе после долгого отсутствия из-за перенесенной операции. Тем не менее правительство под давлением общественности приняло ряд мер, способствующих улучшению ситуации с правами человека, и в целом результаты, достигнутые Россией в данной сфере в 1997 году, неоднозначны.

При попустительстве правительства вновь началось запугивание и преследование правозащитников и активистов других неправительственных групп в провинциях России. Российские власти приняли новый закон о религии, резко ограничивающий права верующих и равенство между религиозными конфессиями. Правительство не приняло никаких мер, чтобы положить конец жестокости милиции, направленной как против нерусского населения, так и против подозреваемых в уголовных преступлениях. В Москве в преддверии 850-летия города резко возросли насак в отделениях милиции и в армии, продолжается при почти полной безнаказанности ответственных за это лиц. Россия не объявила о полном моратории на смертную казнь, но не привела в исполнение ни одного смертного приговора и подписала Шестой протокол Европейской конвенции по правам человека об отмене смертной казни. На момент написания доклада Россия еще не ратифицировала Европейскую конвенцию по правам человека, а также не выполнила многие другие свои обязательства, связанные с ее вступлением в Совет Европы в феврале 1996 года. Положительным событием является то, что 14 июня президент Ельцин отменил два неконституционных президентских указа, которые позволяли милиции задерживать граждан без предъявления обвинения на срок до 30 суток.

Одним из самых тревожных событий 1997 года было усиление преследований правозащитников в провинциях России и неадекватная реакция на это Генеральной прокуратуры. Начиная с ноября 1996 года, региональные власти арестовали и обвинили, по крайней мере, четырех правозащитников, чтобы заставить их прекратить критические высказывания и выступления в качестве общественных защитников (См. право на мониторинг). В течение всего 1997 года Федеральная служба безопасности (ФСБ) продолжала предъявлять абсурдные обвинения в шпионаже Александру Никитину за соавторство в написании доклада норвежской экологической организации “Беллуна” о ядерном загрязнении, производимом атомными подводными лодками российского Северного флота. После освобождения Никитина из тюрьмы ФСБ в Санкт-Петербурге в декабре 1996 года Генеральная прокуратура не сняла с него обвинения, а вместо этого сочла нужным несколько раз продлевать следствие. 9 сентября ФСБ был вынесен уже пятый по счету обвинительный приговор Никитину, основанный, подобно предыдущим, на секретном законе. В течение этого времени ФСБ всего лишь провела третью экспертную оценку доклада “Беллуны”, причем в этой оценке было так же много недостатков, как и в предыдущих. Тем не менее ФСБ не позволяет Никитину выехать из Санкт-Петербурга.

26 сентября президент Ельцин подписал крайне дискриминационный закон о свободе совести и религиозных объединениях: это был первый пример принятого в России закона, который ограничил права, по сравнению с прежним федеральным законом, который в достаточной степени защищал права и свободы граждан. Согласно этому закону, религиозные объединения, которые, по мнению местных властей, существуют на территории России менее пятнадцати лет, утратят почти все свои права, так что их деятельность и развитие в России будут практически невозможны. Закон содержит множество туманных формулировок, которые позволят местным властям еще активнее ограничивать права “религиозных меньшинств” и по своему произволу закрывать религиозные организации.

22 июля президент Ельцин наложил вето на законопроект на том основании, что в нем нарушается целый ряд конституционных прав и свобод. Компромиссная версия законопроекта, предложенная 3 сентября на рассмотрение Думы президентской администрацией, дает религиозным группам некоторые имущественные права, но сохраняет дискриминационный подход первоначального законопроекта и драконовские требования к регистрации. Представители многих религий утверждали, что на них оказывали давление, чтобы они одобрили президентский законопроект, не ознакомившись с его окончательным вариантом, и некоторые впоследствии отказались поддержать законопроект. Репрессивные законы о религии уже существуют примерно в двадцати пяти из восьмидесяти девяти регионов России, включая Свердловскую, Архангельскую области, Бурятию. Федеральные власти не попытались оценить конституционность этих местных законов. Преследование религиозных объединений по новому закону уже началось в октябре 1997 года, через несколько недель после вступления закона в силу.

Региональные власти продолжали ограничивать свободу передвижения на основе системы регистрации, которая носит разрешительный, а не уведомительный характер. В Москве ряд местных правил позволяет получить постоянное жительство только тем, кто имеет в столице близких родственников или являются собственниками московских квартир. Гости столицы для получения регистрации по месту пребывания обязаны пройти через ряд крайне бюрократических регистрационных процедур в течение 24 часов после своего прибытия. Положительной мерой было то, что 17 декабря 1996 года правительство Москвы подчинилось вынесенному в апреле 1996 года решению Конституционного суда, отменив несоразмерно высокую плату за разрешение на постоянное проживание. 2 июля Конституционный суд принял решение о неконституционности аналогичной платы, установленной местными властями в Московской области уже после апрельского решения Конституционного суда. Также к чести правительства Москвы, оно попыталось упростить бюрократическую процедуру регистрации граждан бывшего Советского Союза для временного проживания в Москве сроком до 6 месяцев. Дискриминационные правила по-прежнему устанавливают для таких приезжих более высокую плату за временную регистрацию в Москве, чем для российских граждан. Московская городская милиция применяет эту регистрационную систему строго, но избирательно, что особенно проявилось в канун празднования 850-летия города. Милиция проверяла документы преимущественно у лиц с темным цветом волос и кожи, приезжих с Кавказа, из Средней Азии, беженцев из стран третьего мира и бездомных, останавливая людей на улицах, на станциях метро и посещая частные квартиры. По статистике московской милиции, ее сотрудниками было проведено более 1,4 миллиона проверок документов, в том числе при посещении более 1,3 миллиона частных квартир, только за пять первых месяцев 1997 года. Во многих зафиксированных случаях сотрудники милиции избивают лиц, задержанных для проверки документов, произвольно устанавливают штрафы и присваивают деньги.

Особенно сложна ситуация с беженцами, поскольку милиция систематически отказывается признавать в качестве удостоверения личности регистрационные свидетельства, выданные им УВКБ ООН и миграционной службой. Организация Хьюман Райтс Вотч/Хельсинки зафиксировала, по крайней мере, десять случаев, когда беженцев задерживала милиция и им угрожали депортацией. Известно также, по меньшей мере, около тридцати случаев депортации, причем людям не была предоставлена возможность попросить убежище. Арестованные беженцы не имеют связи с окружающим миром. В одном вопиющем случае, который произошел 6 января, московская милиция арестовала незарегистрированного Бадина Галали — иракского курда, женатого на русской — забрав его прямо из дома без каких-либо объяснений. Он содержался в заключении 111 дней; в течение всего этого времени ему не позволяли принять душ, встретиться с адвокатом или позвонить супруге. Когда к концу 111-дневного срока доведенный до отчаяния Галалия совершил попытку самоубийства, милиция направила его в психиатрическую больницу (не поставив в известность его жену), где он находился до 16 июня.

В 1997 году Россия не только не предоставляла защиту и убежище диссидентам и представителям оппозиции из стран бывшего Советского Союза, но напротив — российские правоохранительные органы подвергли нескольких из них преследованиям, а одного выслали из страны. 21 февраля Альберт Мусин, правозащитник, ранее работавший в Москве, был остановлен милицией для обычной проверки документов, а затем арестован, поскольку при проверке на компьютере выяснилось, что его разыскивают власти Узбекистана. После кампании протеста, организованной международной общественностью, российское правительство освободило Мусина, а Узбекистан отменил свою просьбу о его выдаче. 25 июня четверо вооруженных милиционеров вошли в здание Московской Хельсинкской группы (ведущей российской правозащитной организации) и забрали Абуфаттаха Маннапова, другого узбекского диссидента, только что получившего российское гражданство, в отделение милиции якобы потому, что у него не было регистрации. Немедленные действия Хельсинкской группы и сотрудников “Экспресс-хроники” помогли добиться его освобождения. 18 августа Аяза Ахмедова, азербайджанского поэта-диссидента, посетили у него дома неизвестные мужчины и женщина. Ахмедов отказался открыть дверь, и они через некоторое время ушли. Несколько дней спустя Ахмедова в Москве избили двое неизвестных. Не имея возможности обратиться за защитой в милицию, Ахмедов покинул Россию и получил политическое убежище в Норвегии.

7 февраля по просьбе таджикского правительства сотрудниками милиции был арестован Ахмаджон Саидов, бывший председатель Верховного Совета Таджикистана. Генеральная прокуратура выдала его Таджикистану 27 июня, игнорируя возможные политические мотивы этого дела. Просьбы о выдаче рассматривались на основе Минской конвенции 1993 года, которая не предполагает возможности встречи с адвокатом или судебной проверки законности взятия под стражу. Генеральная прокуратура также избирательно отказывалась подвергнуть критическому рассмотрению обвинения, выдвигаемые запрашивающей стороной, чтобы установить, нет ли в них политических мотивов.

3 июля 1997 года вступил в силу новый закон о беженцах. По сравнению с законом 1993 года, были прояснены некоторые процедурные вопросы и введена терминология, соответствующая Конвенции 1951 года, но новый закон оставил прежнюю процедуру установления статуса беженца. Важно отметить, что закон позволяет беженцам регистрироваться в милиции на основании удостоверений, выданных миграционной службой.

Несмотря на эти улучшения, положение беженцев осталось весьма проблематичным. Федеральная миграционная служба (ФМС) не дала своим местным подразделениям распоряжение исполнять новый закон и, соответственно, миграционные службы на всей территории России не смогли рассматривать новые заявления о предоставлении статуса беженца. В 1997 году ФМС начала рассматривать основания для предоставления убежища по заявлениям, поданным в 1993 и 1994 году. Судебная апелляция отказов по-прежнему проходила крайне медленно. Большинство беженцев, прибывающих в московский международный аэропорт, отправляли обратно в страну, из которой они прибыли, даже не дав им возможности подать просьбу об убежище.

Новый президентский указ “О порядке предоставления политического убежища в Российской Федерации,” заменивший собой указ 1995 года, ничем не облегчил судьбу рядовых беженцев, а также не исправил ни одну из ошибок предшествующего указа — напротив, он ввел некоторые дополнительные ограничения на право получить убежище. Самое тревожное состоит в том, что он дает местным властям большую свободу действий в отношении того, будет ли рассмотрена просьба о предоставлении убежища, не предусматривает процедуру апелляции и категорически исключает рассмотрение просьб об убежище от граждан тех стран, которые Россия считает “демократическими.”

В массовом масштабе продолжались нарушения прав человека в системе уголовного правосудия и пенитенциарной системе, несмотря на требования Совета Европы об осуществлении структурной перестройки. Правительство не лишило ФСБ права иметь тюрьмы и не провело реформу прокуратуры, как этого требовал Совет Европы. Государственная Дума 6 июня приняла проект уголовно-процессуального кодекса, который не устанавливает такую систему уголовного права, которая была бы основана на равенстве сторон, что является нарушением статьи 123(3) российской конституции, и который содержит многие из недостатков Уголовно-процессуального кодекса 1960 года. Позитивным шагом было то, что президент Ельцин подписал декрет, по которому пенитенциарная система передается из ведения Министерства внутренних дел в ведение Министерства юстиции.

Правоохранительные органы продолжали широкомасштабное применение пыток в ходе дознания и следствия. Пытки применялись главным образом в первые несколько часов или дней после ареста, когда арестованные находились в полной изоляции от внешнего мира, поскольку милиция отказывалась разрешить подозреваемым встречу с адвокатом по их выбору или позволить связаться с родственниками. Во многих случаях показания, полученные от подозреваемых под пытками, принимались судьями, а прокуроры не расследовали эти факты и не заводили уголовные дела против виновных сотрудников милиции. Один из характерных случаев произошел 21 ноября в Екатеринбурге: сотрудники милиции пытали пятнадцатилетнего Олега Фетисова, когда он отказался признаться в преступлении, которое он, по его словам, не совершал. Милиционеры били его руками и ногами, надели на него противогаз и перекрыли доступ воздуха, в результате чего он потерял сознание. Фетисов пообещал, что подпишет признание, но вместо этого выпрыгнул из окна четвертого этажа и в результате получил сотрясение мозга и переломы ребер. Хотя против сотрудников милиции было заведено уголовное дело, оно в мае было закрыто по непонятной причине. На момент написания доклада известно, что суд над Фетисовым должен начаться в ноябре.

Отмена двух печально знаменитых президентских указов стала хорошей новостью. Указ “О срочных мерах по защите населения от бандитизма и других видов организованной преступности” позволял милиции задерживать лиц, подозреваемых в связях с организованной преступностью, на срок до тридцати суток без предъявления обвинений. Сотрудники милиции широко и произвольно применяли этот указ, особенно в связи с войной в Чечне. Президентский указ № 1025 от 1996 года “О неотложных мерах по укреплению законности и порядка и усилению борьбы с преступностью в Москве и Московской области,” который выделял в особую категорию “бродяг и попрошаек” и позволял милиции держать этих людей в центрах социальной реабилитации до тридцати суток и принудительно высылать бездомных из Москвы, также был отменен. Московский указ, изданный во исполнение президентского указа, остался в силе.

Крайняя переполненность мест предварительного заключения привела к тому, что условия содержания в этих учреждениях были мучительными и опасными для жизни. По данным, предоставленным МВД Московскому центру “Содействие реформе уголовного правосудия”, на 1 июля в следственных изоляторах содержалось 275.567 человек при вместимости не более 182.358 человек. Санитарные условия были крайне неудовлетворительными, так же как и медицинская помощь. Все большее число содержащихся в предварительном заключении и отбывающих наказание страдали от туберкулеза, который привел к смерти семидесяти четырех на каждые 100.000 заключенных в 1994 году и 178 на 100.000 — в 1995. (Общее число людей, содержащихся в тюрьмах, составляло в России на 1 июля 1.017.848). На 1 июля, по официальной статистике, 67.151 осужденных страдали этим заболеванием. В целом в 1994 году умерли 676 из каждых 100.000 заключенных, а в 1995 — 720.

Ни правительство, ни Генеральный прокурор не приняли никаких мер к тому, чтобы сократить применяемое почти автоматически в качестве меры пресечения заключение под стражу, и к тому, чтобы способствовать применению процедуры освобождения под залог. В результате многие прокуроры продолжали выдавать ордера на арест подозреваемых, не проверив целесообразность заключения под стражу. В проекте нового Уголовно-процессуального кодекса по-прежнему предусмотрено широкое применение предварительного заключения, хотя сделана попытка его несколько ограничить.

Хотя Россия в 1997 году de facto соблюдала мораторий на смертную казнь, а 17 апреля подписала Шестой протокол к Европейской конвенции по правам человека, суды продолжали выносить смертные приговоры. По официальной статистике, на февраль около 900 человек были приговорены к смертной казни, из них у 680 еще не закончился процесс апелляции.

Уже второй год подряд проект закона о насилии в семье не смог попасть на обсуждение в Думе. Существующий проект закона ограничивает права женщин в таких, например, пунктах, как право получить приют в государственном убежище только тем женщинам, которые находятся в финансовой зависимости от партнера. Проект также не требует от милиции и прокуратуры сбора статистики по случаям насилия в семье. Количество заявлений об изнасиловании в 1996 году сократилось на 15% — такой результат, несомненно, объясняется не повышением эффективности профилактики преступлений, а все большим нежеланием потерпевших обращаться с заявлением в милицию. По подсчетам женских кризисных центров, заявления в милицию подают менее пяти процентов потерпевших.

В 1997 году убийства и частые похищения разрушили надежду на достижение послевоенной стабильности в Чеченской Республике. 17 декабря 1996 года неизвестными вооруженными лицами были расстреляны шесть сотрудников Международного Комитета Красного Креста; в этом же месяце такая участь постигла нескольких пожилых русских граждан. В течение всего 1997 года более 15 журналистов и большое число работников гуманитарных организаций и других граждан были взяты в заложники неизвестными группами, стремившимися получить выкуп. Среди заложников была Елена Масюк и двое ее коллег, работавших в российской независимой телекомпании НТВ, которых взяли в заложники 10 мая. Они были освобождены 18 августа — предположительно благодаря тому, что НТВ заплатило похитителям крупный выкуп. Большое число людей до сих пор остается в заложниках.

В попытке прекратить захлестнувшую страну преступность власти Чечни публично казнили осужденных, по крайней мере, в двух случаях в 1997 году. В апреле был казнен мужчина из поселения Бахи-Юрт, а 3 сентября мужчина и женщина, осужденные за преднамеренное убийство, были расстреляны на центральной площади Грозного в присутствии около 2000 человек. Казни были показаны по телевидению. Еще две казни, которые были запланированы на следующую неделю, в результате международных протестов были отложены. По уголовному кодексу Чечни смертной казнью караются, по крайней мере, восемь видов преступлений. Некоторые виды казни, такие как отсечение головы и забивание камнями, причинают осужденному ужасные страдания. По уголовному кодексу также предусмотрена порка, по крайней мере, за одиннадцать видов преступлений.