Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе
Заключительные положения
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
После
четырех лет жестокого вооруженного конфликта в Чечне в его орбиту начинает
втягиваться и соседняя Ингушетия.[1]
Летом 2003 г. базирующимися в Чечне федеральными силами и силовыми структурами
Чеченской Республики была проведена серия спецопераций на территории Ингушетии,
в ходе которых проявились многие из нарушений, давно знакомых по опыту
чеченских «зачисток».
После поступления первой информации об этих событиях Хьюман Райтс Вотч 5-11 июля
провела в Ингушетии собственное расследование. На основе интервью с более 40
пострадавшими и свидетелями, а также с официальными лицами нами были
документально зафиксированы факты нарушений со стороны федеральных сил и
силовых структур (как федеральных, так и республиканских) на территории
Ингушетии в июне – начале июля 2003 г.
До последнего времени Ингушетия оставалась относительно безопасным и мирным
убежищем для десятков тысяч вынужденных переселенцев, бежавших от боевых
действий в Чечне. В 2002 г., ссылаясь на «нормализацию» обстановки в
республике, российские власти стали оказывать на вынужденных переселенцев в
Ингушетии давление с целью заставить их вернуться домой. Федеральные и местные
миграционные власти прибегали к самым различным методам: угрожали ликвидацией
палаточных лагерей в разгар зимы; сотнями исключали людей из регистрационных
списков, в результате чего вынужденные переселенцы лишались жилья и права на
получение помощи; блокировали строительство альтернативных мест размещения в
Ингушетии.
Параллельно власти стали угрожать вынужденным переселенцам арестом по сфабрикованным
обвинениям (например, за хранение наркотиков или оружия) и неминуемыми
«зачистками» в Ингушетии. Летом 2003 г. эти угрозы получили практическое
воплощение, когда российские власти обратились к наиболее эффективному, по
мнению многих перемещенных лиц, способу обеспечить возвращение людей в Чечню –
сделать их жизнь в Ингушетии столь же небезопасной.
В июне 2003 г. федеральные силы и силовые
структуры Чеченской Республики провели по меньшей мере пять спецопераций в
местах компактного проживания вынужденных переселенцев из Чечни и две – в
ингушских селах близ границы с Чечней. Операции сопровождались многочисленными
случаями произвольных задержаний, недозволенного обращения и грабежей. Помимо
этого,как представляется, в результате действий федеральных сил один житель Ингушетии был убит, двое ранены (один из раненых был 16-летним подростком). Как и в Чечне, надлежащего расследования
нарушений властями не проводилось, и виновные не были привлечены к
ответственности.
Ухудшение ситуации с безопасностью в Ингушетии стало началом очередного этапа кампании по
выдавливанию вынужденных переселенцев в Чечню. Это сопровождалось очередными
обещаниями федерального центра выплатить возвращающимся компенсацию за
утраченное жилье и объявлением новых сроков ликвидации палаточных лагерей в
Ингушетии. Федеральные власти и администрация ЧР заявили, что все беженцы
должны вернуться в Чечню к началу октября, когда там должны пройти выборы
президента республики.
На этот раз усилия властей возымели наибольший эффект: по некоторым сведениям, за последние
месяцы в Чечню вернулись сотни людей.
Между тем ситуация в Чечне остается опасной для мирного населения. Обе стороны
конфликта продолжают допускать серьезные нарушения международно-признанных прав
человека и норм гуманитарного права. Накануне президентских выборов в
республике отмечается эскалация насилия: в результате ежедневных крупных
боестолкновений обе стороны несут значительные потери, а мирные жители
по-прежнему страдают от нарушений.
Притеснение Россией вынужденных переселенцев в Ингушетии в форме жестких «зачисток» и
принуждения к возвращению в зону конфликта противоречит международным
стандартам защиты гражданского населения, в том числе Руководящим принципам ООН
по вопросу о перемещении лиц внутри страны.
Хьюман Райтс Вотч призывает российское правительство немедленно прекратить произвол
при проведении спецопераций в Ингушетии, провести полное расследование по всем
заявлениям о нарушениях прав человека и норм гуманитарного права и привлечь к
ответственности виновных в серьезных нарушениях. Власти должны воздерживаться
от принуждения вынужденных переселенцев к возвращению в Чечню и обеспечить им,
как и прежде, защиту и гуманитарную помощь в соответствии с международным
правом. Кроме этого, правительство должно предоставить статус вынужденных
переселенцев всем тем, кто выразит желание покинуть зону продолжающегося
конфликта. Хьюман Райтс Вотч также настоятельно призывает работающие в регионе
профильные международные организации решительно противостоять любым шагам,
которые могут создать угрозу жизни для тысяч вынужденных переселенцев в
Ингушетии или ухудшить условия, в которых они находятся.
ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ
Краткая справка об Ингушетии
Самая маленькая из республик Северного Кавказа, Ингушетия занимает территорию в 3210 кв. км и
имеет население около 300 тыс. человек.[2]
Граничащая на востоке с Чечней, на севере и западе – с Северной Осетией и на
юге – с Грузией, Ингушетия традиционно служила буфером между Чечней и ее
западными соседями.[3]
При том что между ингушами и чеченцами существуют определенные различия, их
многовековые контакты сделали культурную и религиозную историю обоих народов
практически неразрывной. До XVI
в. ингуши населяли предгорные и горные районы долины р. Асса, однако в
последующие два столетия из-за измененийклимата и постоянных
нападений со стороны русских они расселились и на равнине, что привело к
дальнейшему смешению с чеченцами.[4]
В советский период оба народа имели общую административную территорию (1917-24,
1934-44 и 1957-91 гг.), собственную автономию (1924-34 гг.), ав 1944-56 гг. вообще не имели национальной
государственности после массовой депортации во время Второй мировой войны,
которая унесла жизни от четверти до едва ли не половины ихнаселения.[5]
После провозглашения Чечней в 1991 г. независимости Ингушетия стала республикой в составе Российской Федерации.
Между ингушами и чеченцами существует тесное лингвистическое, религиозное и
культурное родство. Их языки, будучи формально самостоятельными, в значительной
степени похожи, так что люди могут понимать друг друга; широкое распространение
у обоих народов получил и русский язык. Принятие ислама ингушами и чеченцами
происходило в XVII – начале XIX вв. Представители обоих народов являются последователями одного из двух суфийских орденов (Кадири или Накшбанди), которые поддерживают друг с другом тесные связи.[6]
В жизни и ингушей, и чеченцев по-прежнему ощущается сильное влияние исконных
горских обычаев. Социальная организация обоих народов основана на
национально-клановых принципах, и принадлежность к определенному тейпу до сих
пор во многом определяет статус и поведение человека в обществе.[7]
В настоящее время в Ингушетии находятся вынужденные переселенцы не только из
Чечни, но также и из Северной Осетии. В результате осетино-ингушского конфликта
по поводу спорного Пригородного района в ноябре 1992 г.[8]
было разрушено 2728 ингушских и 848 осетинских домов, и от 43 до 64 тыс.
ингушей стали беженцами.[9]
На сегодняшний день большая часть осетинских беженцев вернулась в свои дома,
однако неоднократные решения о возвращении ингушских беженцев в значительной
степени остаются невыполненными. Вернуться в Северную Осетию смогли только
11-12 тыс. человек; остальные по-прежнему живут в вагончиках и неорганизованных
поселках в районе села Майское.[10]
Положение вынужденных переселенцев в Ингушетии
С начала в 1999 г. второго чеченского конфликта в Ингушетии нашли убежище тысячи
вынужденных переселенцев из Чечни.
По официальным данным, с сентября 1999 г. в республике было зарегистрировано 308
тыс. временно перемещенных лиц.[11]
Впоследствии многие выехали в другие регионы, часть вернулась в Чечню. В
периоды наиболее активных боевых действий, однако, численность вынужденных
переселенцев едва ли не превосходила население самой Ингушетии.
На сегодняшний день данные о количестве временно перемещенных лиц существенно
разнятся. Официальные лица, в том числе президент Ингушетии М.Зязиков, в июле
2003 г. говорили о примерно 62 тысячах,[12]
в то время как Управление верховного комиссара ООН по делам беженцев (головная
организация по оказанию гуманитарной помощи в регионе) на 1 июля 2003 г.
оценивало число зарегистрированных вынужденных переселенцев на уровне более 84
тыс. человек.[13] Большинство
беженцев из Чечни размещается в так называемых «местах компактного проживания»
- на заброшенных промышленных или сельскохозяйственных объектах – или в частном
секторе. Примерно 15 тыс. человек уже четвертый год живут в пяти организованных
палаточных лагерях.[14]
Несмотря
на то что с апреля 2001 г. российские власти прекратили регистрацию вновь
прибывающих перемещенных лиц, до 2002 г. ситуация для чеченских вынужденных
переселенцев в Ингушетии оставалась относительно стабильной и безопасной. С
приходом нового руководства республики положение изменилось. В то время как
прежний президент Руслан Аушев проводил в отношении беженцев политику
гостеприимства и неоднократно высказывался против принудительного возвращения,
его преемник – бывший генерал ФСБ Мурат Зязиков – с самого начала взял курс на
лояльность федеральному центру. Вскоре после его избрания в апреле 2002 г.
федеральными властями был принят развернутый план возвращения вынужденных
переселенцев в Чечню.
Присутствие
в Ингушетии тысяч чеченских беженцев также воспринималось российскими властями
как серьезная помеха их новой стратегии в отношении Чечни, которая заключалась
в блокировании любого независимого контроля за обстановкой в республике при
одновременном активном продвижении в международном сообществе тезиса о том, что
ситуация в Чечне нормализуется. При наличии (на тот момент) более 150 тыс.
человек, не проявлявших желания возвращаться, такие заявления выглядели не
слишком убедительными; к тому же вынужденные переселенцы, сохранившие тесные
контакты с Чечней, оставались одним из ключевых источников информации для СМИ,
правозащитных организаций и других наблюдателей, не имевших возможности попасть
непосредственно в Чечню.
Начавшаяся
не слишком интенсивно летом 2002 г. кампания по выдавливанию вынужденных
переселенцев в Чечню к концу года активизировалась, в особенности в связи с
октябрьским захватом заложников в московском театральном центре на Дубровке.[15]
Взяв курс на ликвидацию палаточных лагерей к концу года, федеральные и
республиканские миграционные власти при поддержке Федеральной службы
безопасности и Комитета по делам беженцев при правительстве ЧР, используя
тактику стимулов и угроз, развернули массированное давление на переселенцев,
проживающих в палаточных лагерях. Среди прочего, отказывавшимся подписывать
заявление о добровольном возвращении власти угрожали арестом по сфабрикованному
обвинению и предупреждали о скорых «зачистках» в Ингушетии, которые начнут
проводиться с целью выявления скрывающихся среди беженцев боевиков.[16]
Столкнувшись
с резко негативной реакцией в международном дипломатическом сообществе и в
средствах массовой информации, а также с трудностями технического порядка
(нехваткой мест размещения в Чечне и проблемой переселения тысяч людей в разгар
зимы), власти в итоге были вынуждены отложить закрытие палаточных лагерей, хотя
и не отказались от этой идеи в принципе.
В
конце зимы – весной 2003 г. миграционные власти изменили тактику, приступив к
необоснованному исключению сотен вынужденных переселенцев из регистрационных
списков, в результате чего люди теряли право на жилищные субсидии. В отсутствие
собственных средств на оплату жилья в частном секторе у большинства таких людей
не оставалось иного выбора, кроме как вернуться в Чечню.[17]
С
другой стороны, власти целенаправленно саботировали усилия гуманитарных
организаций по строительству в Ингушетии альтернативных мест размещения. В
феврале 2003 г. ингушские власти остановили программу строительства жилья
примерно на 3 тыс. человек и заблокировали переселение жителей палаточных лагерей
примерно в 180 домов, построенных к тому времени международной гуманитарной
организацией «Врачи без границ» в Слепцовской. На момент составления настоящего
доклада дома оставались незаселенными, несмотря на многочисленные попытки
гуманитарной организации урегулировать вопрос с ингушскими властями.[18]
Летом
2003 г., в преддверии президентских выборов в Чечне, назначенных на 5 октября,
российские власти обнародовали новые сроки закрытия палаточных лагерей и с еще
большей активностью стали использовать в отношении вынужденных переселенцев
тактику «кнута и пряника».
С одной
стороны, правительство пообещало начать в конце сентября 2003 г. выплату
компенсаций за утраченное жилье и имущество.[19]
При этом власти дали понять, что на этом этапе компенсация будет выплачиваться
только постоянно проживающим в Чечне, в то время как вопрос по живущим в других
регионах будет рассматриваться «позднее».[20]
Для многих чеченских семей, потерявших из-за войны все и уже почти четыре года
перебивающихся в палатках, сумма в 350 тыс. рублей (более 10 тыс. долл. США)
служит достаточно веским стимулом к возвращению, несмотря даже на то, что
ситуация с безопасностью в Чечне по-прежнему не слишком обнадеживает. Последний
аспект, однако, федеральные власти стараются не акцентировать.
С другой стороны, летние спецоперации в Ингушетии и другие случаи насилия и нарушений
послужили для вынужденных переселенцев из Чечни недвусмысленным сигналом о том,
что Россия твердо настроена заставить их вернуться, сделав их жизнь в Ингушетии
в равной мере небезопасной.
Попытки российских властей заставить вынужденных переселенцев вернуться в Чечню идут
вразрез с международно-правовыми обязательствами России. Принуждение людей к
возвращению в Чечню нарушает их право на выбор места жительства по статье 12
Международного пакта о гражданских и политических правах.[21]
Произвольное лишение вынужденных переселенцев регистрации, приводящее к утрате
ими жилья, нарушает право на достаточное жилье по статье 11 Международного
пакта об экономических, социальных и культурных правах.[22]
Дополнительным нарушением является отказ властей от предоставления вынужденным
переселенцам возможностей альтернативного размещения в Ингушетии. Кампания по
выдавливанию временно перемещенных лиц из Ингушетии также противоречит многим
положениям Руководящих принципов ООН по вопросу о перемещении лиц внутри страны
(1998 г.), включая право на защиту от принудительного возвращения в любое
место, где может возникнуть угроза жизни, и право на безопасный доступ к
основным продуктам питания и питьевой воде; элементарному крову и жилью.